С первого взгляда. Галина Романова

будет самим собой. Тем самым парнем – нормальным, покладистым, надежным, веселым и немного бесшабашным, которым был всегда до встречи с Аллой.

      Он не будет ее парнем, ее мужем, ее бывшим мужем. Он вообще не ее! Он сам по себе, она сама по себе. Он не ее, он свой!!! Сам себе господин, режиссер и хозяин!

      Но чем меньше оставалось времени до намеченного празднества, тем меньше уверенности оставалось в его душе, которую он справедливо считал истерзанной.

      А чего не так-то?!

      Алка – она же…

      Она же – гадина ненаглядная – измучила его, истерзала его душу, вынула и растоптала сердце, она сузила его мир до размеров тесного пенала, постоянно щелкая за его спиной невидимым хлыстом.

      И что самое страшное – он подчинялся ей, придурок! Он позволял лепить из себя невероятных пластилиновых или пластиковых, черт его знает, роботов. Позволял заводить их в любое время суток странным волшебным ключом, приводить в действие механизм, не дающий никогда сбоя. Он позволял ходить им строем, кивать, когда необходимо, ловить на лету кусочки сахара…

      Нет, это не про роботов, кажется, это про собачек. Милых, послушных, пушистых собачек, норовивших все время поплясать перед своей хозяйкой на задних лапках.

      Такими вот собачками он тоже бывал.

      А потом, потом, потом…

      Потом случилось страшное. Или банальное? Или закономерное?

      Алка ему изменила! Изменила, стоило ему уехать в командировку на две недели.

      Загуляла, не дождалась, зашалавилась, как сказали бы любители сидеть на лавке у подъезда, попутно сплевывая шелуху от семечек.

      Так же вот, как семечную шелуху, Алка сплюнула себе под ноги и его жизнь. Сплюнула, перешагнула и даже не обратила внимания на то, как ему при этом было больно.

      Он тогда запил, переболел, перебесился и… простил почти.

      Ну, загуляла и загуляла, кто не оступается, так ведь? Он сам виноват, нельзя такую шикарную женщину оставлять на произвол судьбы и мужицкий беспардонный произвол аж на целых две недели. Она, может, уже давно раскаивается. Как не простить-то, господи! Так ведь?

      Оказалось, что не так!

      Это у всех остальных может быть так, но не у Алки, которая почти всегда выглядела на три миллиона евро.

      Она изумленно вскинула невероятной формы бровки и прошептала, глядя на него, как на помутившегося рассудком:

      – Ты что, Марин, так ничего и не понял?!

      Не поверите, он в тот момент даже устыдился.

      – А… а что я должен понять, маленький?

      Он все еще привычно носил на своем языке всякие пусики-мусики-сюсики, когда обращался к ней.

      – Ты не понял, почему это произошло со мной?!

      Ее удивительного оттенка – совершенно бирюзовые, без каких бы то ни было вкраплений, и не линзы, он убедился в этом еще в период знакомства – глаза наполнились слезами.

      – Ты так ничего и не понял?! – Две драгоценных слезы скатились по щекам, чуть повисели на скулах и все же упали, тут же бесследно исчезнув в меховом воротнике ее шубы. – Это все произошло потому,