Лгунья-колдунья. Анна Ольховская

дамы.

      Мужчины, не чувствовавшие ничего подобного, сочли жалобы спутниц женской мнительностью и не обращали на них внимания. Лишь Тарский сочувственно курлыкал, стремясь завоевать желанную дичь. И между делом пользовался результатами побочного эффекта…

      На сегодняшний день был намечен поход к истокам реки с простым и безыскусным названием Сейдъяврйок, где вроде был жил настоящий шаман-нойда. Выговорить без запинки это слово мог только Венечка, чем и щеголял. Впрочем, больше щеголять ему было и нечем. Если только щегла поймать и нитку к лапке привязать.

      Дина слегка простудилась, и поэтому ее решили оставить в лагере.

      – Одну? – Девушка жалобно посмотрела на товарищей. – Я боюсь.

      – Чего ты боишься? Здесь же нет никого, – снисходительно улыбнулся Борис.

      – В том-то и дело, – Дина зябко повела плечами. – А оно смотрит и смотрит!

      – Кто – оно? – заинтересовался Вадим.

      – Озеро! – Девушка всхлипнула. – Я боюсь, я с вами лучше пойду!

      – Нет уж, не надо! Если ты всерьез разболеешься, нам придется сворачиваться, раньше срока в Москву возвращаться, билеты как-то менять, – в голосе Бориса сквозило раздражение. – Сиди уже, лечись.

      – Ой, Боречка, ты только не злись! – Губы Квятковской задрожали, она явно с трудом сдерживалась от плача. – Я не хочу быть обузой, я останусь! Вы идите, идите! Ведь к вечеру вернетесь, да?

      – Естественно, Динь, – обняла подругу за плечи Лена. – Даже раньше. Хотя… – она задумчиво посмотрела вокруг. – Знаете, я, пожалуй, тоже останусь. Не стоит нам бросать кого-либо в одиночестве, беда может случиться, я это чувствую.

      – Опять твои бредни! – скептически фыркнул Борис.

      – Боря, повежливее, будь так любезен, – Тарский подошел к Лене и заботливо поправил выбившуюся прядь. – Я тоже ничего такого не ощущаю, но Леночке верю безоговорочно. И готов составить девушкам компанию.

      – Ой, а зачем вам двоим оставаться? – оживилась Дина. – Пусть Антоша побудет со мной, а ты иди, Леночка, ты же так хотела!

      – Это было бы здорово, – едва сдерживая улыбку, Осенева повернулась к своему воздыхателю: – Ты как, Антон?

      Попавший в безвыходное положение Тарский лихорадочно соображал, как поступить. Но лихорадка обычно сопровождается бредом, поэтому и мысли в голове Антона собрались бредовые, и вели себя эти мысли самым беспардонным образом. А одна особо распоясавшаяся особь выдала такое, что заставило Тарского покраснеть. Он уже и забыл, как это бывает. А вот уши, оказывается, помнили и с энтузиазмом запламенели кумачовыми стягами.

      – Что с тобой, Тарский? – заржал Венечка, щелкая пальцем по алым полотнищам. – Ты застеснялся или разозлился?

      Пришлось из всего бреда наспех выбрать самый правдоподобный и импровизировать. Антон покачнулся, закрыл на пару секунд глаза, затем открыл и недоуменно посмотрел вокруг:

      – А? Что? Ты что-то сказал? Прости, я не расслышал, мне почему-то вдруг стало очень жарко, даже сердце зашлось.

      – Тогда