Обитель Тьмы. Антон Грановский

на внука, мирно спящего под теплым шерстяным одеялом, потом повернулась и, нахмурившись, решительно заковыляла к двери. Открыв дверь сенцов, она остановилась. С виду в морщинистом лице Сухоты ничего не изменилось, лишь глаза ее увлажнились от ужаса, а нижняя губа мелко задрожала. И было от чего. В сенях стояла худая, бледная женщина в грязном одеянии.

      Старуха узнала ее сразу, но вымолвить имя смогла лишь со второй попытки.

      – Зо… Зоряна? Зорюшка моя, ты ли это?

      – Это я, мама.

      Зоряна была бледна, так бледна, словно ее кожа отродясь не побывала на солнце. Волосы у нее были влажные и спутанные, и на вид – тонкие, как волосы младенца.

      Старуха перевела взгляд с лица дочери на ее одежду и испуганно проговорила:

      – На твоей одежде… кровь.

      – Это не моя, – тихо отозвалась дочь.

      – А чья?

      Дверь снова отворилась, и в сени вошел мужчина. Одежда на нем была такая же окровавленная, как на Зоряне, а лицо, слегка испачканное кровью, было еще бледнее, чем у нее.

      – Любомил! – ахнула старуха.

      – Да, тещушка. Это я.

      Старуха прижала к груди сморщенные руки.

      – Как же это? Вы ведь утонули. В день первого покоса. Тебя, Любомил, сожгли в погребальном круге. Я была там. А тебя, Зорюшка…

      Дочь сделала легкий останавливающий жест рукой и сипло перебила:

      – Ты не рада, что мы вернулись, мама?

      – Рада, но… – Голос старухи сорвался на хриплый шепот: – Чья на вас одежа?

      Дочь и зять не ответили. Тогда старуха, приглядевшись к одежде, сказала:

      – В таких куртках ходят промысловики и ходоки.

      – Забудь про одежу, мама. – Голос дочери звучал слабо и как-то вяло, словно не успел набрать должной силы. – Проведи нас в дом, согрей и накорми. Нам холодно и голодно. С самого покоса мы не держали во рту ни крошки.

      Лицо Сухоты побледнело, и она проговорила дрогнувшим голосом:

      – Внук не должен вас видеть.

      – Ляшко? Он здесь?

      – А где ж ему быть?

      – Мы по нему соскучились. Впусти нас в дом, и мы обнимем его.

      Несколько секунд на лице старухи отражалась борьба, после чего она решительно заявила:

      – Этого не должно быть, милая. Это неправильно. Мертвецы не могут явиться к живым во плоти.

      – Но мы явились, – тихо возразила Зоряна.

      Старуха вновь отрицательно качнула головой.

      – Не обессудьте, милые, но я не пущу вас в горницу.

      Зоряна и Любомил переглянулись.

      – Ты не сможешь нас остановить, мама, – глухо проговорила Зоряна.

      – Мы все равно войдем, – сухо проговорил зять Любомил.

      За спиной у него, за приоткрытой в ночную темень входной дверью, послышался какой-то шум.

      – Кто там? – встревоженно спросила Сухота. – Кого это вы привели?

      – Те, благодаря кому мы здесь. Они так же голодны, как мы.

      Зоряна обернулась к двери.

      – Зорюшка, нет! – крикнула старуха и попыталась схватить мертвую дочь за руку, но не успела.

      Большая