Там, где цветет полынь. Олли Вингет

китайская пытка: холодные капли падали вниз, прямо на макушку связанного человека, сводя несчастного с ума. А теперь потекший кран лишал остатков рассудка ее саму.

      Вода хлынула мутным потоком, стоило только повернуть винт в сторону. Слив давно забился, потому раковина быстро наполнилась до краев. Ульяна осторожно, чтобы не закричать, размотала бинт и опустила пылающее запястье в воду.

      Сквозь ржавую взвесь кожа выглядела смуглее, а вязь из тонких веточек и листьев, напротив, чуть померкла, и так, без красноты опухшей кожи, татуировка казалась даже красивой. Было что-то притягательное в переплетении штрихов – осторожных, травяных, превращавшихся в полынную ветвь, неотличимую от настоящей.

      «Интересно, – подумалось Уле, – а что бы о ней сказала Вилка?»

      Мысли о подруге, которую она не видела последние три года, были совсем некстати. Они обнажали в душе то, что следовало спрятать, изжить, прогнать прочь. Они были первым шагом к мыслям о маме, доме, а значит, и Никитке. Обо всем утраченном, сломанном и прогнившем в жизни Ули. О том, что можно было бы попробовать вернуть, не будь в ней полыни. Той самой, чья веточка теперь плотно сковывала запястье.

      – Смертью, брошенной напоказ, – пробормотала Ульяна, наблюдая, как расходится кругами вода в старом умывальнике. – Я найду такую смерть. Я любую найду, только бы это закончилось.

      В десять Рэм коротко постучал, но, когда Уля, поджидавшая его последний час у порога, распахнула дверь, парень уже скрылся в полутьме коридора. Он больше не сутулился, не вжимал голову в плечи, и куртка перестала казаться взятой напрокат. Ульяна проводила его взглядом, натянула парку, завязала покрепче шарф и поспешила следом, вниз по лестнице, пропахшей котами, прочь от двора в сторону оживленной улицы.

      – Куда мы идем? – сбивчиво спросила она, нагоняя решительно шагающего Рэма.

      – Просто идем, не отставай.

      – Не люблю этот район… Тут слишком много…

      – Людей? – Рэм повернулся к ней. – Ты боишься их?

      – Не их. Люди обычно и не замечают меня. – Уля растерянно улыбнулась. – Я боюсь, что это снова случится…

      – Плохо. Ты не должна бояться того, что выбрало тебя. Отметило своей. Иначе в чем смысл?

      – Хотела бы я знать, есть ли он вообще.

      Рэм хмыкнул и пошел дальше, уверенно лавируя между спешащими прохожими. Дойдя до перекрестка, он свернул в сквер, уныло мокрый под оголившимися деревьями, мрачный и серый, как все вокруг.

      – Садись. – Парень кивнул в сторону лавочки.

      Уля послушно присела на самый краешек. Куртка тут же отсырела.

      – Дай мне свой шарф. – Рэм требовательно взмахнул рукой, и пока Ульяна не развязала крепкие узлы, продолжал нависать над ней с протянутой ладонью.

      Мимо прошмыгнула стайка подростков – яркие рюкзаки на фоне серости сквера казались пятнами разлитой краски. Уля не могла отвести взгляда от их шумного мельтешения. Вот один, светловолосый, в мешковатой куртке цвета хаки, толкнул второго, одетого в дождевик, и оба они