Там, где цветет полынь. Олли Вингет

кожу, мясо и кости. Боль, что, родившись в запястье, стремительно заполнила все естество Ульяны, покорила ее собой. Первородная, всеобъемлющая, истинная, не похожая ни на что, не являющаяся ничем.

      Сознание покинуло Улю раньше боли. И томительные мгновения обморочной темноты еще долго мерцали безжалостным светом белоснежного кафеля.

      Китайская пытка водой

      Из крана капала вода. Мерно, монотонно, укачивая, погружая сознание в дурманный транс. Кап. За стеной раздалась тяжелая шаркающая поступь Натальи. Кап. Где-то скрипнула дверь. Кап. Зашумел сливной бачок. Кап. Снова шаги – грузные, будто лохматое чудище тащит тело в берлогу. Кап. Тишина. Кап.

      Уля с трудом подняла тяжелую голову от подушки. В висках пульсировала боль, словно она очнулась после большой пьянки. Когда Ульяна в последний раз пила, она не помнила. Наверное, в далекие годы безбедной жизни – терпкий «Лонг-Айленд» тогда был основой хорошего вечера. Во рту пересохло, а мерзкий привкус нечищеных зубов добавлял финальный штрих всей картине. Ульяна застонала, переворачиваясь на спину. На подушке остался влажный след от натекшей слюны. Она с отвращением вытерла потрескавшиеся губы и наконец огляделась.

      Знакомые линялые обои уныло пузырились на стенах. Окна запотели от влажности так, что за ними можно было разглядеть только серую хмарь и голые скелеты деревьев. Уля лежала на продавленном диване прямо поверх одеяла. Распахнутая куртка крыльями укрывала плечи: из рукавов она вылезла во сне. Грязные ботинки с жухлыми листиками на подошвах стояли у дивана, с них успела натечь мутная лужица.

      Уля помотала головой. Виски откликнулись новой порцией боли. На столике экраном вниз лежал телефон. Ульяна протянула руку, чтобы перевернуть его, – вдруг звонили с работы, вдруг Фомин решил простить ей прогул и разрешит вернуться?

      Плотная повязка на запястье заставила Ульяну замереть. Сердце тяжело бухало в груди. Память возвращалась к ней рывками. Ослепительно белая комната, холодный кафель, прячущий глаза Анатолий и Гус, берущий в свою властную ладонь ее руку. Руку, которую покрыли полынным узором. Ульяна сумела только пискнуть от страха, судорожно разворачивая бинт.

      Воспаленная кожа, укрытая пленкой. Линии веточек, бегущие по запястью, замыкаясь в кольцо. Уля отчетливо помнила, что Толя успел набить только контур. Но сейчас каждый листик оказался заполненным чуть зеленоватой темной краской. Запястье пульсировало в такт ударам сердца. Виски вторили ему, наполняя голову похмельной болью.

      Уля так и просидела бы целый день, бездумно пялясь на покрасневшую кожу, если бы телефон, продолжавший лежать экраном вниз, не ожил короткой вибрацией. Держа татуированное запястье на весу, Ульяна дотянулась до трубки. Монохромный экранчик светился конвертом. Один клик на продавленную клавишу – и строчки, присланные с неопределившегося номера, заставили забыть о саднящей коже.

      «Смертью, брошенной напоказ, – это раз.

      Смертью, выданной за слова, – это два.

      Смертью, принятой по