Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов. Георгий Эфрон

чем в трудармии; а это имеет ведь очень большое значение. Конечно, в комиссии могут сказать, что мне предлагали пойти «просто в армию», но что я отказался. Да, варианты возможны всякие: первый ― что ЦК ничего не сделает, второй ― что меня определят в результате запроса «просто в армию», и третий ― что мне дадут отсрочку. Трудармия, пехота или отсрочка ― вот что решится завтра. Из всех трех вариантов я предпочитал бы последний ― чтобы дали доучиться; потом шел бы второй, а потом ― первый. Позвонить, узнать, который час. Ко мне должен прийти человек с вышеуказанной колбасой, сыром и коврижкой. Очень страшно за будущее, но как приятно сидеть у себя дома! Что бы ни случилось, так сказать, последние минуты были ничем не омрачены. Но как я гениально питался в эти дни! Коврижка, масло, пирожки, рис-плов, винегрет, пиво (на недавней школьной вечеринке) ― все было, и я уже успел поправиться. В дорогу есть достаточное количество открыток и бумаги. Читать возьму Селина «Путешествие на край ночи», «Фронт» Корнейчука и мою книжечку «Quintessences»[228]. Н-да, дела-делишки. Но как приятно сидеть дома! Впрочем, моя совесть чиста: я уже совсем готов был ехать и не явился только потому, что Лежнев мне так посоветовал. Сейчас время ― около 5 ч. 30. Пожалуй, надо было согласиться идти в пехоту, когда предлагали, а не упорствовать насчет училища. Я не надеюсь на отсрочку. Интересно, что сделали с этим Подрядчиком (Л.Г. о нем мне сообщила: польский писатель, был тоже забран в трудармию, потом освобожден). Боюсь, что я испортил себе все дело тем, что не явился; Эфрос, например, говорил мне, чтобы я явился (но это было до звонка в ЦК). Правда, он ведь не отв. секр. ССПУЗ, как Лежнев; он мне советовал явиться, «а потом вас вернут, как Подрядчика». Может, действительно, надо было проявить добрую волю? Но ведь Лежнев… Впрочем, suffit[229]. Все равно уж поздно и ничего не изменишь. Бог, Бог, который раз я обращаюсь к тебе! Ты мне много раз помогал: когда я был в Казани, при выходе из московского вокзала (когда не было московской прописки). Я всегда обращался к тебе в тяжелые минуты своей жизни, говорил «À Dieu Vat» ― и все выходило, все было в порядке. Помоги же мне и на этот раз. Сделай так, чтобы мне ничего не было за неявку, чтобы меня не задержали на улице, чтобы ― и это основное ― запрос ЦК окончился успешно. Я тебя очень, очень об этом прошу. Ведь это определит мою дальнейшую жизнь; ты знаешь, Бог, что надо быть счастливым и нормально жить; пожелай мне доброго и сделай так, чтобы запрос ЦК закончился успешно и дал результаты. À Dieu Vat.

      12/I-43

      Вчера утром Лежнев звонил Непомнину в ЦК, тот сказал, что ЦК не вмешивается в эти дела. Лежнев должен был, по крайней мере, позвонить в РВК объяснить, почему я 10^го не явился, но он и не подумал этого сделать, сославшись на занятость и послав меня к Голодному, которого я не застал. Тогда я сам двинул в военкомат. В военкомате творится «организованный беспорядок»; никто и не заметил того, что я вчера не явился, и на явочной карте написали: явка 17^го января в 10 ч. 00 утра, причем только с вещами, без хлеба, и рабочим без взятия расчета ―

228

  «Квинтессенции».

229

  хватит.