Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов. Георгий Эфрон

громит неприятельские войска. Сегодня получил паспорт с долгожданной пропиской. Я начинаю себя спрашивать, не станет ли эта прописка причиной моей мобилизации. Если Москву все равно возьмут, глупо отправиться под пули, в грязь, с перспективой возвращения пешком (если вообще удастся вернуться). Холод, бесполезный труд. С другой стороны, я боюсь, что будут мобилизовать мужчин от 16 до 60 лет, когда немцы подойдут ближе к Москве, чтобы защищать город, который все равно будет взят. Как этого избежать? Надо будет серьезно обо всем переговорить с Мулей. Я, вероятно, его завтра увижу. Прочитал «Новые яства» А. Жида. Это гораздо лучше, чем «Тесные врата». Купил однотомник «Избранных сочинений» А. Чехова и «Базельские колокола» Арагона, по-русски. Теперь я повис на волоске: каждый день может прийти подлая бумажка о том, что я должен явиться в районный военкомат, и меня отправят «ко всем чертям»… Как все это глупо, Боже мой. По тону газет, видимо, Москву будут отчаянно защищать, и надо готовиться к обороне города. Не знаю, что об этом думать. С другой стороны, возможно, что, прорвавшись через последнюю черту сопротивления, немцы быстро захватят город. Стали бы эвакуировать такое количество людей, если бы знали, что осада будет долгой? С другой стороны, возможно следующее: советские войска отступают до самой Москвы и тут укрепляются, тогда начинается такая осада, что никому не поздоровится, и кончится она… чем, никто не знает, разве что это будет уж совсем невесело. Более, чем когда-либо, я намерен сохранить себя, свои книги, записные книжки, вещи. Это будет трудно. Но ― да здравствует надежда. Даже в потемках неизвестности и угроз у меня остается надежда. Вопрос жратвы тоже стоит на повестке дня. Но я счастлив, пока могу писать и могу жить. Посмотрим, как развернутся события, и постараемся держаться от них подальше.

      16/X-41

      Сегодняшнее сообщение пахнет разгромом. «14 и 15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось». Одним словом, это сообщение ― худшее за всю войну. Русские войска отступают под огнем танков и авиации немецкого наступления. Я думаю, что немцы здорово близко. Сегодня у меня был разговор по телефону с Мулей ― думаю, последний, т. к. он получил вызов из районного военкомата; он, видимо, сразу уйдет на фронт. Я тоже могу с минуты на минуту получить вызов откуда угодно. Я намерен явиться по этому «приглашению» (плевать я на них хотел!), и, если нужно, предъявить мой эвакуационный билет от Союза, и сказать, что я эвакуируюсь через час. Если это произведет нужный эффект и меня оставят здесь, чтобы эвакуироваться, все в порядке; если это дело не пройдет, тогда… Во всяком случае, если будет вызов, я пойду, так как если я не пойду, меня сочтут дезертиром, ― а это, старик, это совсем не забавно ― могут расстрелять. Так что вот. Иду по канату, пока не падаю. И даже если я упаду, все равно это будет ненадолго. Поднимусь. Если я «падаю», то лишь для того, чтобы подняться выше. Мои переживания являются только промежуточным звеном ― все переменится, и я узнаю ослепительный успех.