Время сомнамбул. Иван Зорин

о лунатизме, а слабоумии. – И наверняка потеряли счёт времени, им что неделя, что месяц. – Или валили всё на власти: – Забрать – забрали, так извольте обеспечить всем необходимым». Но власти по обыкновению отделались строгими инструкциями, установив часы «посещений», под которыми подразумевалась возможность принести передачу в надежде, что она пройдёт дальше КПП, а не будет присвоена охраной. Эти предписания, требовавшие неукоснительного исполнения, были во множестве распечатаны и прибиты к внешней стороне забора. Однако охране было дано и несколько секретных распоряжений: в случае побега, малейшего неповиновения или другой нештатной ситуации разрешалось пускать в ход оружие, стреляя на поражение; смерть «изолированного» необходимо было держать в тайне, по-прежнему принимая передачи от родственников; тело умершего предписывалось сжечь в специальном железном баке, а прах, по усмотрению, либо развеять над океаном, отплыв на лодке не менее километра, либо захоронить у забора на глубине не менее трёх метров, но никаких опознавательных знаков, естественно, не оставлять.

      Все восприняли возникновение лагеря как должное, даже необходимое при сложившихся обстоятельствах, и только священник был убеждён, что сомнамбулизм послан небесами не просто так, а за грехи – что это такое знает каждый ребёнок, – и, стало быть, это болезнь духовная, за неё ответственно всё человеческое стадо, и не дело брать на себя смелость, отделяя агнцев от козлищ. Священник молился всю ночь, прежде чем принял решение. Наутро с красными от бессонницы глазами он прямо в рясе с нагрудным крестом явился ко врачу и перечислил все симптомы лунатизма, которые знал уже весь город.

      – Я обнаружил их у себя, – закончил он – И счёл необходимым поставить вас в известность. Куда мне идти?

      Слушая его, врач механически водил по бумаге огрызком карандаша, а когда повисло молчание, поднял глаза.

      – Я вам не верю, – проницательно заметил он.

      Священник смутился.

      – Почему?

      – Не верю, и всё.

      Священник тронул нагрудный крест.

      – Да, вы правы, я здоров. Но пастырь должен всё делить с паствой. Все невзгоды. – Не зная, что сказать ещё, он повторил: – Да, все невзгоды.

      Врач отложил карандаш.

      – Хотите пострадать? – усмехнулся он зло. – Пожалуйста, препятствовать не буду. Только учтите, это крайне мучительно. Впрочем, вас разве этим смутишь?

      Священник затряс клочковатой бородкой.

      – Я должен подать пример. Пастырь обязан первым идти на заклание. Иначе он лжепастырь.

      – Да-да, – рассеянно пробормотал врач, постукивая карандашом о стол. – Я заведу на вас медицинскую карту и занесу в чёрный список. Готовьтесь, скоро за вами приедут.

      Священника забрали ночью прямо из его кельи, притулившейся к деревянному храму, в котором он служил. Он встретил полицейских в рясе, которую в ожидании их появления не снимал с вечера,