Внуки. Оуэн Риддл Баркер

а понимала его: ему нелегко принять такое решение, даже ради неё, хотя за столько лет совместной жизни всё-таки можно было это сделать. У него в Эль Пасо хорошая работа, стабильный и высокий заработок, друзья, дом, в котором они прожили тридцать пять лет… Нет, он, как всегда, только успокоит её, и на этом всё закончится. В лучшем случае, он увезёт её на недельку куда-нибудь в Калифорнию, на пляжи Ла-Хойя – он часто так делал. Ей, конечно, это помогало, но только на то время, пока она находилась вне стен этого дома. Когда они возвращались, всё начиналось сначала…

      Нет, только не это, боже, только не Ла-Хойя или Малибу! Снова возвращаться и терпеть весь этот кошмар, снова недосыпать и не жить нормальной человеческой жизнью… Нет, нет и нет! Он должен её понять, он просто обязан ей верить. Он не смеет думать, не должен просто… Она не сошла с ума, как ему это кажется. Все эти тени, – это правда. Он знает о них, но не хочет этому верить. Почему он такой?

      Она не раз подумывала о его пистолете – он хранит его в маленьком сейфе, в выдвижном ящике письменного стола. Он даже не запирает его… Но нет, нет, нет! На такой шаг она не решится. Он должен согласиться. Он обязательно что-нибудь придумает. Иначе, так больше продолжаться не сможет.

      – Тим, уедем отсюда, пожалуйста. Я больше не могу терпеть. – Который раз она это ему говорит, наверное тысячный.

      Её терпению наступал предел, и эта последняя, отчаянная мысль, которая пугала её и которой она боялась больше всего на свете, которая зародилась совсем недавно, вдруг вырвалась из неё: – Тим! В таком случае я уеду одна… Если ты не пойдёшь мне навстречу, я уеду завтра же одна. Я больше так не могу, слышишь? Больше не могу, не могу, не могу! – Она затарабанила кулачками по дивану и заплакала, уткнувшись в подушку лицом.

      Тим закурил четвёртую подряд сигарету. Нервно провёл своей ручищей по своей седеющей копне волос. Сел рядом с женой. Больше всего на свете он не любил смотреть на плачущих женщин.

      – Малыш, успокойся. – Он виновато тронул её плечо. Его мысли хаотично бегали в голове: «работаофисденьгидомработаофисденьги…». И что, скажите пожалуйста, всё это в пух и прах? Но если отпустить её, размышлял Тим, что он будет делать без неё? Мало того, что он привык к ней, он её, в конце концов, любит… – Успокойся, прошу тебя. Мы уедем, Пола. Ты только успокойся и не плачь, умоляю тебя. – Тим нагнулся и поцеловал её. «Нет, – сказал он себе, – терять эту женщину я ни за что не хочу. Ни за какие деньги».

      Паола приподнялась, повернула к мужу заплаканное лицо и зарыдала ещё сильнее. Она плакала и… улыбалась, и сквозь слёзы смотрела в его добрые, уставшие глаза. Правда ли это? Он впервые за столько лет сказал это. Он дал согласие уехать! Она не смогла побороть нахлынувшую волну и снова зарыдала. Но уже от счастья.

      – Дорогая, ну не плачь ты… Уедем мы, уедем.

      Тим заметил в глазах супруги неподдельные искорки радости и благодарности. Этих искорок жизнерадостности он не видел у неё почти двадцать с лишним лет, а может и дольше. Такими светлыми глазами она в последний раз смотрела, когда был жив Джей. Неужели его положительный ответ на её просьбу вернул ей счастье? Он столько лет искал выход, то лекарство, которое расслабило бы её и напрочь вытравило из головы всё трагическое прошлое, убило бы все кошмары и тени, рождающиеся в её больном сознании. Оказывается, ему надо было всего лишь согласиться с её просьбой.

      В последние годы он и сам стал каким-то нервным: нарушился сон, появилась утомляемость. А недавно ночью ему и самому померещилось, будто кто-то ходил по дому. Вот-вот, именно померещилось. Потому что это к Поле приходят по ночам всякие дурацкие тени, а у него это всего лишь последствия переутомления. Это из-за неё он стал такой. Своими фобиями Пола и его заразила паранойей. Скоро он и сам начнёт видеть тени. Хотя…

      Хотя однажды нечто, не поддающееся логике, однажды произошло. Когда Тим вспоминает этот случай, у него по телу пробегают мурашки. Однажды ночью Пола разбудила его. Дрожащей рукой она указывала на приоткрытую дверь спальни (хотя у них вошло в привычку дверь перед сном закрывать). Тим приподнялся на локтях и был парализован увиденным: на пол спальни из темноты (темноты!) коридора, через щель приоткрытой двери, падала чья-то тень. Тень была белая. Её отбрасывал человек небольшого роста, и её отчётливо было видно в темноте, так как она была белой. Но того, кто её отбрасывал, видно не было, что и пугало. Когда Тим включил ночник, тень исчезла, а дверь медленно прикрылась. Он обошёл все комнаты в доме, но никого постороннего не обнаружил. Пола в ту ночь так и не уснула. А Тим, проснувшись на следующий день, не желал и слышать о какой-то там тени, считая ночное видение игрой воображения от переутомления. Но случай этот всё же отложился в его памяти и сидел внутри занозой, изредка напоминая о себе. Он не раз задумывался и анализировал этот случай, сопоставляя его с ночными страхами жены. Но вслух своё мнение не высказывал. И ещё долгое время после этого заострял своё внимание на том, закрыта ли дверь спальни, после того, как они ложились спать.

      – Так это правда, Тим, мы переедем? – переспросила Пола, вытирая платочком слёзы на щеках. Она хотела убедиться, что ей это не послышалось.

      – Ну конечно,