Я однажды приду… Часть III. Екатерина Дей

был, сразу смутился и как-то испуганно посмотрел на Глеба, видимо нарушил грозное указание командора. Но мой взгляд оказался страшнее.

      – Олаф, а вот с этого момента подробнее. Пожалуйста. Глеб, я хочу знать.

      Глеб хотел мне что-то сказать, но промолчал, правда, громко так промолчал. Олаф даже немного съёжился. Самуил откашлялся и решил его спасти:

      – Катенька, понимаешь, ты в своей борьбе очень о руки …сильно поранилась, ломала всю себя, они же тебя удержать не могли, все мышцы порвала, косточки поломала, а спина, вот, совсем… у тебя спина как, уже не болит?

      – Не болит. У меня уже ничего не болит.

      Виктор решительно встал и признался:

      – Катя, ноги я тебе переломал.

      Вздохнул тяжело и опустил глаза.

      – И руки тоже.

      Олаф обрёл дар речи после взгляда командора и тоже хотел что-то сказать, но Олег его прервал:

      – А я тебе ничего не ломал, не успел, за Арно ездил.

      Но когда поднялся Андрей, я решила остановить этот процесс самобичевания, тем более что уже знала – кто мне ребра поломал.

      – Андрюша, прости, я не хочу ничего знать, это я сама себе всё ломала, вы тут не причём. Но Олаф прав, я теперь молодая и красивая. И здоровая.

      И так тяжело вздохнула, что Олаф улыбнулся. Ещё один вопрос меня интересовал:

      – А что сказал Арно, ну, вообще, он что-нибудь сказал?

      – Он завтра приедет, очень хочет с тобой поговорить. Если Глеб позволит.

      Я так посмотрела на Глеба, что он сразу позволил, кивнул. Слишком много информации, моя умная голова уже ничего не понимала, и я лишь хотела одного – лечь в постель, и чтобы Глеб меня обнимал. Он понял меня и сразу перенёс в спальню.

      Мы долго лежали молча, я прижималась к Глебу, но сказать ничего не могла. Он обнимал меня, гладил по голове и касался губами лба, опять температуру меряет, вдруг снова вернется нервная горячка.

      В моей голове возникла мысль, и я стала её думать. Мысль неправильная, но пока единственная и я решила всё-таки уточнить у Глеба:

      – Скажи, а если бы моё сердце не помолодело, осталось старым, несчастным, одиноким сердцем, и кожа бы осталась такой красной, некрасивой, может, от ожогов в лабиринте вся сморщилась, и ноги не зажили…

      – Я люблю тебя.

      – Ты скажи правду. Вот сейчас я молодая и красивая, так говорят, но если…

      – Если не бывает. Ты самая красивая и молодая женщина для меня. Единственная. Олаф прав, ты ни о чём не думала, ничего для себя не просила, отдавала себя, отдавала мне свою жизнь. Тогда никто ничего не знал, а ты сама предложила свою кровь мне, тому, который тебя хотел убить. Самуил мне рассказал, как ты отдавала свою кровь для меня, когда на вас напали, боялась, что погибнешь и не успеешь мне помочь. Твоё сердце не одиноко, там есть я.

      Неожиданно он так чувственно провел руками по моей груди, что я задохнулась.

      – Помни, я с тобой, везде и всегда. И твоё тело моё, молодое и красивое, любимое.

      И так