Рождественская утка (сборник). Сергей Ямпольский

лице или шее, образуя какие-то свищи, или о том, что остается лишняя пара сосков у женщин или даже хвост.

      А называются эти явления «атавизмом», или «реверсией», т. е. возвратом в доисторическое прошлое человека. Ну, не в прямом смысле, конечно, возвращением в прошлое, а просто-напросто какие-нибудь частицы, фрагменты от животных или птиц, их приметы или возможности могут долго, очень долго «спать» в самих нас, а потом, совершенно внезапно, словно по чьему-либо приказу или внешнему «толчку», просыпаются и делаются заметными.

      Боже! Как все стало вдруг понятным и легко объяснимым! Ведь со мной, в конечном итоге, ничего ужасного не происходило.

      Еще я вычитала, что в утробе матери человеческий зародыш на короткое время становится рыбкой или другим животным, даже термин тому смешной придумали – «рекапитуляция»! Ну, а если при рождении ребенка все-таки остаются какие-то признаки от животного, рыбы или птицы, и они, эти признаки, не успевают к моменту родов рассосаться, то эти знаки и будут метками того самого «возвращения в доисторическое прошлое». Например, у птиц существует совершенно ненужная им малоберцовая кость, а у людей – зубы «мудрости», которые им только мешают.

      Словом, ничего опасного в этом не было! Я быстро успокоилась и стала думать, как лучше прятать ноги от глаз людских. Даже начала искать серьезную косметологическую клинику, которая взялась бы сделать мне на ногах пластическую операцию по устранению атавизмов.

      Мне помогла зима, хотя теперь я ее не люблю. А той зимой мне пришлось передвигаться в валенках, которые подыскала на рынке Лара – дорогая моя подруга. Просторные, легкие и очень мягкие белые валенки из оленьего меха – унты с цветными лентами, в которых на Севере люди ходят. А на работе я оставалась в валенках под предлогом затянувшегося ревматизма ног. К этому меня тоже подвела Лара, я имею в виду, к этим объяснениям.

      С Ларой мы сошлись задолго до изменений в ногах. Она работала моим референтом, подбирала нужную информацию, была прекрасным переводчиком с двух языков, хотя и добавляла в тексты много «отсебятины», умела варить вкусный кофе со сливками. Лара, так же как и я, состояла в разводе.

      Нас с ней больше роднило вынужденное, глухое одиночество, замешанное на женской бессильной злобе. Да и что мы могли делать, когда нас часто избивали мужья, особенно на праздниках, и били так, что мы менялись, и менялись необратимо? Сказать об этом только друг другу не решались…

      И все же однажды мы открылись друг другу. Вечером, в моем кабинете…

      Мы не плакали, а просто молчали, смотрели друг другу в глаза и пытались что-то понять. Лара положила на мое плечо голову и нежно обняла меня, и мы неожиданно почувствовали себя единым, родным организмом. Незаметно для нас обеих, лишившись тяжести собственных тел, мы оторвались от пола, и нам стало по-детски легко и спокойно. Мы начали медленно кружиться, словно в невесомости, и сбрасывать с себя весь мусор душевных ран и ран телесных. В этом чудном, блаженном вальсе мы все