Название | Форрест Гамп |
---|---|
Автор произведения | Уинстон Грум |
Жанр | Зарубежная классика |
Серия | Азбука-бестселлер |
Издательство | Зарубежная классика |
Год выпуска | 1986 |
isbn | 978-5-389-14916-8 |
Концерт продолжался час с лишнем, и всем понравилось, у всех настроение поднялось. Музыка была такая: Джоан Баэз, Боб Дилан, Питер, Пол и Мэри[6]. Я на полу растянулся, закрыл глаза, слушаю, и вдруг – не знаю, что на меня нашло, – вытащил из кармана губную гармошку и начал им подыгрывать.
И вот ведь какая странность: Дженни пела «На крыльях ветра»[7], но когда я подыграл, она на миг умолкла, и банджоист тоже остолбенел, а на лицах у них у всех застыло удивление, однако Дженни быстро спохватилась и, с широкой улыбкой глядя на меня, продолжила, а банджоист – тот специально не вступал, чтобы все услышали мое соло на губной гармошке, и когда я закончил, весь зал мне оплодировал и кричал всякие пахвальные слова.
Когда музыканты взяли перерыв, Дженни спустилась ко мне со сцены и говорит:
– Форрест, что это было? Где ты научился так играть?
Вобщем, после того случая Дженни предложила мне подключица к ихней команде. Выступали они каждую пятницу, и когда у меня не было выездных матчей, я зашибал по двацать пять баксов за вечер. Блаженствовал, как в раю, пока не узнал, что Дженни трахаеца с банджоистом.
К сожалению, успехи мои в англиском пошли на убыль. Примерно через неделю после того, как мистер Бун зачитал перед всей удиторией мою авто-биографию, вызывает он меня на ковер и говорит:
– Мистер Гамп, довольно балагурить, пора братца за ум. – И выдает мне сочинение, которое я накатал про поэта Уордсворта, а сам продолжает. – Эпохе романтизма не предшествовала «всякая класическая фигня». А поэты Поуп и Драйден не «выдрючивались».
Он велел мне переписать эту работу заново, и у меня закралось подозрение: как видно, мистер Бун еще не знает, что я идиот, но скоро догадаеца.
Между тем кто-то что-то кому-то шепнул, посколько вскоре мой куратор-психолог с кафедры легкой отлетики вызвал меня к себе и говорит, что на завтра я освобожден от других занятий и утром должен явица в университецкую клинику к доктору Миллзу. С утра пораньше являюсь к доктору Миллзу, а тот занят какими-то бумашками – перед ним большая стопка лежит, но сказал мне сесть и начал задавать вопросы. А потом и говорит, мол, раздевайся, нет, не полностью, а до трусов. Тут у меня, конечно, гора сплечь, посколько я еще не забыл, что приключилось со мной в мебелизационной комиссии, но доктор Миллз просто очень внимательно меня изучил, заглянул, например, в глаза и простукал колени не большим резиновым молоточком.
А после спросил, не смогу ли я прийти во второй половине дня, захватив с собой губную гармонику, о которой он наслышан, и сыграть какую-нибудь мелодию у него на лекции. Я пообещал, хотя даже мне, слабо умному, это как-то странновато показалось.
В зале сидело человек сто, все в зеленых халатах, и все консперировали лекцию. Доктор Миллз вызвал меня к
6
7