Артикль №6. Яков Шехтер

игра?

      – Я и герой-любовник? Ну что вы? Я давно оставил роли любовников. Играю отцов и дедушек.

      Льдистые глаза затуманились вместе с помрачневшими волнами. Потом показался проблеск быстрой улыбки. Самодовольной или все же робкой?

      Герострат решил сменить тему.

      – Неаннасергевна, вы меня засмущали совсем! Ну, так как, покажете мне город?

      – Договорились!

      В ста метрах от моря, на тихой, медленно разрушающейся главной уличке было одновременно сыро и душно. Впрочем, в районе второго этажа гулял свежий ветерок и грозил в любую минуту перерасти в леденящий шквал. Уж такая здесь погода. Миновав почту, оправославленную кирху, полуразрушенный невнятно-югенстильный универмаг с огромными зияющими проемами бывших панорамных окон и кое-где еще не конца ободранной бронзовой вязью, мы добрались до моего любимого дома. В угловом подъезде теперь был военкомат, а по центру красовался странный магазин с двусмысленной вывеской: «Ломбард Кокетка». То ли в нем было два отдела и хозяева просто сэкономили на точке между названиями, то ли местные кокетки имели обыкновение закладывать свои сокровища в ломбарде. На южной стороне дома сохранились балконы, теперь испещренные зловещими трещинами, сквозь которые прорастала трава. Но чугунные фигурные цепи все так же раскачивались на морском ветру, как и сто лет назад. Над входом примостилась маска с пустыми глазницами и открытым ртом. Не Талия, не Мельпомена, скорее предчувствие Мункова «Крика».

      – Этот дом был построен по проекту Ольбриха. О нем забыли, он не включен ни в какие путеводители. Но здесь есть местный краевед, Иван Васильевич Фихте. Он обнаружил старые чертежи и письма и доказал, что это Ольбрих.

      Как странно звучит мой привычно лекторский голос в таком месте.

      – А кто это, Ольбрих?

      – Как, вы не знаете Ольбриха?

      – Нет, я не по этой части, знаете ли. И потом, от дома мало что осталось. А кто его разрушил?

      – Время. Запустение. Равнодушие. Как вам такой ответ?

      – Ничего, подойдет.

      – А вы думали, у этого дома был свой Герострат?

      Дмитрий Дмитрич закурил очередную коиба и поежился.

      – Давайте зайдем внутрь. Стало как-то прохладно, вы не находите?

      За порогом мы наткнулись на зияющий отсутствующими ступенями лестничный пролет, и Герострат подал мне руку и помог взобраться на второй этаж. Впрочем, руку я почти сразу же выдернула из его мягких пальцев. Терпеть не могу человеческие прикосновения. На втором этаже было пустынно и пыльно. Только на стенах кое-где остались неясные рисунки и пара витражей в окнах. В таких брошенных домах время течет ускоренно, потому ли что это время разрушения и забвения или по какой-то другой причине – неизвестно.

      – И почему всё, чего касалась наша замечательная империя, немедленно приходило в упадок! Вы посмотрите, какой дом и во что его превратили! – не выдержала я.

      – Я не люблю политики и в ней не разбираюсь, знаете ли. Я все больше в театре. А там не до политики.