Маленький незнакомец. Сара Уотерс

мать оставила службу году в семнадцатом, – уже спокойнее ответил я. – Здесь она познакомилась с отцом, он был посыльным бакалейщика. Этакая любовь с черного хода.

      – Забавно, – промямлила Каролина.

      – Не правда ли?

      Родерик молча стряхнул пепел с сигареты.

      – Погодите… – Миссис Айрес встала. – Кажется… если не ошибаюсь…

      Из обрамленных семейных фотографий на столе она выбрала одну и, держа на отлете, пристально в нее вгляделась, но затем покачала головой.

      – Без очков не вижу, – сказала она, передавая мне старинное фото в черепаховой рамке. – Возможно, тут есть ваша мать, доктор Фарадей.

      На твердой коричневатой карточке был изображен южный фасад дома – я узнал высокое французское окно, растворенное, как сейчас, навстречу полуденному солнцу, и комнату, в которой мы сидели. На лужайке перед домом расположилось все тогдашнее семейство Айрес, окруженное внушительным штатом прислуги. Экономка, дворецкий, ливрейный лакей, кухарки и садовники являли собой группу буднично одетых людей, которые не особо желали увековечиться и выглядели так, словно их оторвали от дел и согнали на полянку благодаря фотографу, запоздало осененному идеей общего фото. А вот члены семейства держались весьма непринужденно: в шезлонге восседала хозяйка дома – старая миссис Беатрис Айрес, бабушка Каролины и Родерика; положив одну руку ей на плечо, а другую небрежно сунув в карман мятых белых брюк, рядом стоял ее муж. У их ног чуть неуклюже развалился худенький пятнадцатилетний юноша, который потом станет полковником; на фото он был очень похож на Родерика. Возле него на клетчатом коврике расселись младшие сестры и братья.

      Я вгляделся: самого маленького из них, извивающегося младенца, держала на руках светловолосая нянька. Когда «вылетела птичка», она откинула голову, оберегаясь от молотящих воздух ручонок, и потому вышла смазанной.

      Каролина покинула диван и тоже склонилась над фотографией.

      – Это ваша мать? – тихо спросила она, заправляя за ухо мочалистую прядь.

      – Возможно. Хотя… – Я растерянно хмыкнул, ибо за нечетко получившейся девушкой увидел другую служанку, тоже светловолосую, в таком же платье и чепце. – А может, эта… Не знаю.

      – Ваша мать жива? Что, если показать ей фото?

      Я покачал головой:

      – Мои родители умерли. Мама скончалась, когда я учился в школе, отец – чуть позже, от сердечного приступа.

      – Прощу прощения. – Каролина вернулась на диван.

      – Ничего. Кажется, будто все случилось давно…

      – Надеюсь, вашей матери здесь было хорошо, – сказала миссис Айрес. – Как вы считаете? Она что-нибудь говорила о нашем доме?

      Я помолчал, вспоминая мамины рассказы о службе в Хандредс-Холле. Например, о том, как по утрам экономка проверяла ее ногти, или о том, как миссис Беатрис Айрес тайком приходила в комнату горничных и рылась в их баулах, досконально исследуя пожитки…

      – Думаю, здесь мать нашла хороших подруг, – наконец ответил я.

      – Рада