в руках моих. Бальзамы любит, моих рук бальзамы. Слабое ты, худенькое. Кормить тебя буду, как груша станешь. Чтоб мужчину узнать, надобно некрасивой быть, чувства его полнотой проверить. Трусиха я, а то бы решилась, мучила его полнотой своей, до откровенности довела. Перестал бы мне “Вы” говорить, толстухой бы называл. Знаю я вас. И шутить бы перестал, морщился только. Не жалеете вы женщину, всё вам худобу подавай, готовы голодом уморить. А печенья вкусные? А вафли? А кренделя? Что, вам одним подавай? Мы из кренделей и состоим, оттого и любите нас. А нам и дела нет. Почему конфеты на грядках не растут? Несправедливость какая. Морковка растёт, а они не хотят. Торт сейчас захотела… Вылезу, за тортом пойду. Авось и угощу, кусочек оставлю. В мысли мои пробирается, сквозь лакомства сладкие. Хитрец какой. Не пущу тебя, иди! Дай мне в ванной одной побыть, а то опять как в прошлый раз придёшь. В женских ванных самые главные тайны скрываются. Оттого и на ключ запираемся, чтоб не трогали нас. Одну щёлочку оставляем, непрозрачную. С вами другую и нельзя. Самой испечь захотелось, никуда не пойду, сама сумею, лучше ещё. Баловать себя захотелось, давно не было. Как мякиш хлебный, вкусная. Сама как гортензия расцвела, похвалила её. У меня всё цветёт, рука лёгкая. Я агроном примерный. Всё, мыться буду. Отдохнула, надо и за тело взяться. Люблю с самого начала начинать, по порядку. Пятку свою будем тереть, в позе-мимозе. Изловчилась, умница. Румяная какая. Щекотно. Припрятала я пятки подальше за лопатки… Двух уложила малышей поблизости от розовых ушей. От пяток к лопаткам перейдём, в лопатках вся сила моя. Хорошо их рассматривать, они у нас двойняшки. А руки сёстры, меньше похожи. И губы сестрички, верхняя постарше будет. А не накраситься ли? Рискнуть, шутки ради? Буду накрашенная мыться, в зеркале красивее смотреться. Хорошее зеркало, моё изобретение. Намыливаемся… Вот я какая! Какое движение интересное… Танцы с мочалкой. Ла-ла-ла, в подмышки завела.
* * * Вечером в дневники писала, в постели сидя. Самую малость написала, о кривотолках. Улыбнулась себе и закрыла, и в ранние записи полезла, хотелось их на ночь читать как сказки детям, но самой себе. Свои же сказки, первые самые. Сегодня философской сказки захотелось, со смыслом. Была и такая – самые разные были – жалко, забыла, где она приютилась. Пока листала, на один рисунок наткнулась – её детское лицо проглядывает между цветков букета багульника. Столько в рисунке свежести было, столько весеннего: часть цветков уже распустилось, а остальные не успели, а спешат и вот-вот распустятся, да и само лицо как цветочек аленький. И не поймешь, кто кого украшает, цветки багульника её, крылышками лепестков и ресницами тычинок, или она их, глазами мечтательными да густыми нитями волос. А под рисунком стишок был написан, стихотворными завязями:
Украшалась я цветами,
Словно кошечка котами,
Те кивали мне ресницами,
Раскрасневшимися лицами,
Я курносо засмущалась,
И тихонько рассмеялась.
А запись та не нашлась, зато новую
