Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова. Борис Михайлович Парамонов

Читать онлайн.
Название Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова
Автор произведения Борис Михайлович Парамонов
Жанр Языкознание
Серия
Издательство Языкознание
Год выпуска 2017
isbn 978-5-7749-1216-2



Скачать книгу

а религия Розанова вся построена на культе семьи, женщины, младенцев. И потом вспомним, в чем он видел ценность такого рода ориентации: это было у Розанова некое подполье, тихая тайна, излучение духовной любви. Все это плохо вяжется со всякого рода «движениями», по определению массовыми и шумными. Но будучи человеком мирным, Василий Васильевич уж преследовать таких людей не звал бы.

      И. Т.: Ну и последнее, пожалуй. В чем вы видите влияние Розанова на русскую литературу, на самих писателей, на их темы. Можно говорить о таком влиянии – или Розанов прошел стороной?

      Б. П.: «Так: Лермонтовым по Кавказу / Прокрасться, не встревожив скал». Влияние Розанова было колоссальным, но очень мало его чувствуют и замечают. Одно слово только скажу, даже и не слово – цифру: «12». Поэма Блока – розановского чертежа и дизайна. Отсюда Христос, предводительствующий разбойниками. Это поэтический апофеоз Розанова.

      Это максимально высокий Розанов. Но он был такой человек, которому никак не шел пафос, и сам себя он постоянно снижал. Розанова можно читать совсем без таких серьезных установок, и не истины у него искать, а всяких словечек, великим мастером которых он был. Например, есть у него статья о скульпторе Голубкиной, которая по социальному положению была огородницей в городке Зарайске. И Розанов говорит: если в Зарайске такие огородницы, то каков же должен быть зарайский городской голова! Или еще: почему в России все аптекари немцы? Потому что где надо капнуть, там русский плеснет. Или: Лев Толстой – это русская деревня, приобретшая размер и значение Рима.

      А вот самое мое если не любимое, то навсегда запавшее: человек потому уже царь природы, что способен к скотоложству.

      И. Т.: А мне вот такое выражение нравится: какой же ты профессор государственного права, если его превосходительству под козырек сделать не можешь!

      Б. П.: Это, скорее, юмор, но вот хочется привести слова из одного из последних писем Розанова, когда он в 1919 году умирал в Сергиевом Посаде от голода и холода – из письма Мережковскому:

      Целую, обнимаю вместе с Россией несчастной и горькой.

      Творожка хочется, пирожка хочется!

      Плебей на пути к культуре: Максим Горький

      И. Т.: Ваше, Борис Михайлович, эссе тридцатилетней давности мне по-прежнему кажется одним из самых интересных чтений о Горьком. Представляет ли какой-либо интерес сегодня Горький-писатель?

      Б. П.: Я с трудом представляю, что в сегодняшних школах говорят о Горьком на уроках литературы, и говорят ли вообще. Предполагаю все-таки, что не могли уж совсем забросить и выбросить из всех программ. А уж в вузовских программах определенно Горький наличествует. Но как о нем говорят – вот любопытно? Неуж как о революционном романтике или, того пуще, как об основателе метода социалистического реализма? Ведь если держаться таких дефиниций, так от Горького действительно стоит отказаться – в таких параметрах представленный Горький это не Горький, а какая-то подставная фигура, джокер, карточный болван. Но ведь