Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории. Адель Алексеева

церемонном обращении Шафиров был мастак. Однако одно дело при дворе, другое дело – дома. Что это он, в самом деле? Шереметев ответил просто:

      – Худо, уж так худо, что и сказать не можно.

      Шафиров продолжал в прежнем тоне:

      – Светло и радостно видеть мне мудрого боярина! Знаю ли я еще другого такого славного разумения человека!..

      И восточник и западник. И у Европы учились вы, и знамя Москвы из рук не выпускали! Всё своемыслие в себя впитали! Ведаете, что государственная жизнь не терпит застоя, – это ли не мудрость, это ли не веселие государю нашему Петру Алексеевичу!

      «Господи, что это он? Будто орден принес. – Шереметев не любил комплиментов царедворцев и невольно отвел глаза. – Не для того же явился, чтобы про сие говорить?»

      Хозяин повел гостя в столовую, где во всякий час дня и ночи был накрыт стол, лежали холодные закуски, языки, белорыбица, соления, моченые яблоки, варенья и прочее.

      – Угощайся, Петр Павлович, да сказывай, какие новости? – говорил хозяин, глядя поверх очков: года два назад появилась эта «невидаль» – очки, и он надевал их при всяком случае.

      – Принес я вашей милости бумагу, в коей просили вы солдату вашему Ивану Толоконову дать звание прапорщика. Вот – подписана! – Гость протянул Борису Петровичу лист бумаги.

      – Слава Богу, толковый будет офицер, – обрадовался Шереметев, бережно складывая листок. Указал на серебряный поднос, уставленный штофами с наливками, настойками, водками. – Чем желаешь поклониться Ивашке Хмельницкому?

      Себе тоже налил грушовки – лишь бы скорее перестал этот дьявол вести пустые разговоры, сказал что-нибудь путное. Шафиров с удовольствием выпил. Нацепив на вилку шляпку белого гриба, спросил:

      – А что это у вас, Борис Петрович, очки косые?..

      Очки, и правда, давили на правую щеку. Сняв их, хозяин поглядел на покосившуюся дужку, ответил:

      – Помыслил я учить аптекарскому делу одного слугу своего, дал ему дом, пусть аптеку откроет, да не больно ладно у него получается…

      – Э-э-э, Борис Петрович! – широко улыбнулся Шафиров. – Разве ж русский мужик может содержать аптеку? Он еще отравит вас каким-нибудь медикаментом… Пришлю я вашей милости настоящего аптекаря из Гданьска!

      – А и правда, – согласился Шереметев. – Не испытлив дух у моего Степки. Ежели пришлешь поляка – научи Степку. Желание-то он имеет… – И, не в силах более терпеть, задал прямой вопрос: – А что в Кремле-то делается, Петр Павлович? Видел нынче государя?

      – Госуда-а-ря? – протянул Шафиров. Прожевав мясо, он обвел комнату большими круглыми глазами и, понизив голос, быстро проговорил: – Розыски начались. В Санкт-Петербурге арестован Афанасьев. Один розыск – в Суздале, у Евдокии Лопухиной, другой – кикинский… Меншиков в Петербурге ведет дознание…

      – А наследник-то что показывает?

      Тут Шафиров опять очаровательно улыбнулся и встал, давая понять, что ему пора. Все же возле дверей остановился и заметил походя:

      – Петр Алексеевич,