Собрание повестей и рассказов в одном томе. Иван Тургенев

кто покровительство ему оказывал? а?

      – Переходов по своей вине пострадал, точно…

      – Казенные деньги потратил… Шутка!

      – Да вы, дядюшка, сообразите: бедность, семейство…

      – Бедность, бедность… Человек он пьющий, азартный – вот что!

      – Пить он с горя начал, – заметил Митя, понизив голос.

      – С горя! Ну, помог бы ему, коли сердце в тебе такое ретивое, а не сидел бы с пьяным человеком в кабаках сам. Что он красно говорит, – вишь, невидаль какая!

      – Человек-то он добрейший…

      – У тебя все добрые… А что, – продолжал Овсяников, обращаясь к жене, – послали ему… ну, там, ты знаешь…

      Татьяна Ильинична кивнула головой.

      – Где ты эти дни пропадал? – заговорил опять старик.

      – В городе был.

      – Небось все на биллиарде играл да чайничал, на гитаре бренчал, по присутственным местам шмыгал, в задних комнатках просьбы сочинял, с купецкими сынками щеголял? Так ведь?.. Сказывай!

      – Оно, пожалуй, что так, – с улыбкой сказал Митя… – Ах, да! чуть было не забыл: Фунтиков, Антон Парфеныч, к себе вас в воскресенье просит откушать.

      – Не поеду я к этому брюхачу. Рыбу даст сотенную, а масло положит тухлое. Бог с ним совсем!

      – А то я Федосью Михайловну встретил.

      – Какую это Федосью?

      – А Гарпенченки помещика, вот что Микулино сукциону купил. Федосья-то из Микулина. В Москве на оброке жила в швеях и оброк платила исправно, сто восемьдесят два рубля с полтиной в год… И дело свое знает: в Москве заказы получала хорошие. А теперь Гарпенченко ее выписал, да вот и держит так, должности ей не определяет. Она бы и откупиться готова, и барину говорила, да он никакого решения не объявляет. Вы, дядюшка, с Гарпенченкой-то знакомы, – так не можете ли вы замолвить ему словечко?.. А Федосья выкуп за себя даст хороший.

      – Не на твои ли деньги? ась? Ну, ну, хорошо, скажу ему, скажу. Только не знаю, – продолжал старик с недовольным лицом, – этот Гарпенченко, прости господи, жила: векселя скупает, деньги в рост отдает, именья с молотка приобретает… И кто его в нашу сторону занес? Ох, уж эти мне заезжие! Не скоро от него толку добьешься, – а впрочем, посмотрим.

      – Похлопочите, дядюшка.

      – Хорошо, похлопочу. Только ты смотри, смотри у меня! Ну, ну, не оправдывайся… Бог с тобой, бог с тобой!.. Только вперед смотри, а то, ей-богу, Митя, несдобровать тебе, – ей-богу, пропадешь. Не все же мне тебя на плечах выносить… я и сам человек не властный. Ну, ступай теперь с богом.

      Митя вышел. Татьяна Ильинична отправилась за ним.

      – Напой его чаем, баловница, – закричал ей вслед Овсяников… – Неглупый малый, – продолжал он, – и душа добрая, только я боюсь за него… А впрочем, извините, что так долго вас пустяками занимал.

      Дверь из передней отворилась. Вошел низенький, седенький человек в бархатном сюртучке.

      – А, Франц Иваныч! – вскрикнул Овсяников. – Здравствуйте! как вас бог милует?

      Позвольте, любезный читатель, познакомить вас и с этим