Иоанн III, собиратель земли Русской. Нестор Кукольник

сказал тебе…

      – Меньшой Рало; он приходил сюда и вызвал всех Андреевых клевретов на пирушку; звал Никитина, но тот предпочел глупому пиру умную беседу с рыцарем Поппелем. Поппель восхваляет твое искусство, это может расположить к тебе старика, а дальше учить тебя нечего…

      Жид улыбнулся. Курицын, кстати, польстил самолюбию Леона.

      – Пойдем! – сказал он самодовольно. – Полонить разумного старца не легко. Это особая наука…

      – Ты дай нам в ней урок. Я многому учусь у тебя…

      – И взаимно, – отвечал жид, уходя. Курицын удержал Максимова…

      – Иван, – сказал он тихо. – Я поправил все только ради царевны Елены; умоляю, будь благоразумен. Помоги мне удержать Леона дома до утра, помоги упоить его, выбить из памяти, не то хитрость моя останется втуне… Пойдем, чтобы не подать повода к опасным догадкам.

      Все ушли. Юноши, пораженные всем, что видели и слышали, несколько мгновений пролежали у постели мистра, не вымолвив слова.

      – Господи! – сказал наконец Вася. – Где мы были? Вертеп еретиков и злодеев…

      – Тише, тише, Вася, ты еще всего не знаешь! – Ласкир остановился; хотя и молод, но, по врожденной хитрости, он расчел, что лучше не делать Васю участником итальянских тайн, тем более что уже догадывался о тайне самого Васи, и потому сказал тихо: – Как бы нам теперь выбраться отсюда подобру-поздорову…

      – А я так думаю совсем иначе. Если мы будем пробираться тайком, можем попасть на засаду и с нами могут разделаться как с воришками. Мой совет идти прямо в гридню[16], сесть за стол, перепугать хозяина и гостей; разойдутся, и мы с ними уйдем свободно через ворота, а путем-дорогой вволю посмеемся их страху и недоумению…

      – Но если спросят…

      – Будь нем, Митя, я буду говорить один…

      – Но если они со страха захотят нас припрятать…

      – Пустяки! Там Никитин, Поппель, не посмеют, а завтра не смогут… Пойдем…

      Ласкир хотел остановить Васю – напрасно: князь был уже за дверью; голоса в гридне указывали дорогу; князь Василий вошел бодро и весело.

      – Хлеб-соль, добрые люди! – сказал он и остановился посреди гридни, любуясь неописанным удивлением хозяина и гостей.

      Мистр Леон вскочил и, подняв руки вверх, стоял будто окаменелый; Иван Максимов, привстав, дрожал от злости.

      – Мы вам помешали, да, признаться, есть захотелось, мы и зашли к мистру Леону; знаем его гостеприимство, слухом земля полнится. Что же ты, жидовин, не рад, что ли, добрым гостям?..

      – Я?.. Как же не рад… Но, право, не понимаю, каким путем…

      – Что тебе до путей! Кабала привела! Мы с Ласкиром недаром греческой мудрости учились…

      – Греческой дерзости, – заметил Иван Максимов злобно, поднимаясь со скамьи и засучивая рукава; он, видимо, собирался разделаться с обидчиком Елены натуральным оружием.

      – Ни с места! – сказал Вася повелительно, и Максимов, побледнев, действительно сел на место. –

16

Гридня (гридница) – покой и строение при дворе княжеском для гридней (телохранителей княжеских), приемная.