Иоанн III, собиратель земли Русской. Нестор Кукольник

шептал он, задыхаясь. – Зою! Для тебя ли я упрятал старика? Нет, Андрей! Я и тебя самого упрячу… Я знаю, что на один поп без государева указа не обвенчает их. Завтра! Нет, Андрей! Это – бесконечное завтра! Не дождешься!.. Палеолог женится на Зое и думает, что Иоанн позволит, что мистр Леон допустит!

      Мистр Леон расхохотался; в это время вошел в спальню Иван Максимов и тоже запер за собою дверь.

      – Еще болящий… – сказал он грустно.

      Леон поднял поспешно скуфейку, отряхнул, надел и покойно сел на софу.

      – Поведай о твоем недуге…

      – Мистр Леон! Никто о нем не знает и не узнает.

      – Есть тайны что шило в мешке. Твоя тайна, Иван, такого же рода; гляди, чтобы тебя не закололи тем шилом.

      – О, я не пожалею жизни… Что мне в этой жизни, когда я не только не смею сказать о моих чувствах, но боюсь чувствовать и самая дума веет ужасом. Страшная пытка…

      – Что же, брат Иван, делать! Моисей творил чудеса; наука осталась, но многие ли ее знают…

      – Да! Схарии не стало! О, я знаю, что великий учитель помог бы бедному ученику! Я горю, тлею в сиянии; я не звезда риз Соломоновых; та горела и не чувствовала, а я пылаю – и пламя тлит душу нестерпимо, нестерпимо… О, сегодня страшный день! Когда сонм нечестивых благодарил Бога сил за победу, я сидел в тереме царевны, один, я думал…

      – Что же ты остановился, Иван? Со мною у тебя нет и не должно быть тайны. Ты думал про царевну…

      – Змей! – вскрикнул Максимов. – Ты смеешь думать!..

      – Иван, ты наш приемыш; ты не испил чаши тайного учения; ты даже не видел сокровенного сосуда мудрости и удивляешься, что я могу читать в душе твоей. Бедный Иван! Недуг ужасный, но вылечить можно…

      – Ни за что. О, я люблю недуг мой пуще матери родной; он прирос к душе моей; оторвешь – изольется жизнь; я буду пусть как храмина без жильцов; оставь мне мою несравненную жилицу… Я не хотел рассказать; я сидел в тереме один; я знал, что воротится одна, и целый ад кипел в сердце… Слышу – идут… Я обеспамятовал, испугался мысли, что буду с нею один; я хотел броситься в девичью, позвать любимую татарку… Но в переходе слышу, разговор растет, закипела ссора; двери растворились, вбежала Елена. Я не видел ее такою. Уж тут не выдумка, не суесловие, нет; глаза заправду горели, бросали полымя; больно было от тех взоров, страшно, жалостно… Мистр Леон, так больно, что я завизжал как пес; сжав кулаки, я ждал слова, чтобы разломать весь терем в щепы… Елена заметила мою муку, схватила меня за руку и сказала: «Благодарю!»

      Иван закрыл глаза руками и горько заплакал. Мистр Леон с насмешливой улыбкой глядел на Ивана; наши юноши сквозь скважины занавесок могли видеть, что делается в комнате…

      – Ну что же дальше, Иван? – спросил мистр. – Про ссору эту я кое-что слышал.

      – Что дальше! Я лежал у ног царевны, как верный пес, притаив дыхание; но псы счастливее, те смеют смотреть в глаза своим господам… Я не смел…

      – Тем и кончилось?

      – Нет, Леон, она велела встать, я встал и сказал царевне: «Успокойся, Алена