Жрица тугов. Хирург с Гастеровских болот. Рассказы (сборник). Артур Конан Дойл

ею на секретаря. Теперь я уже не удивлялся этому.

      Услыхав мои шаги, она выпрямилась и повернула ко мне свое прелестное смуглое лицо.

      – С добрым утром, мисс Воррендер, – начал я. – Вы кажется, такая же любительница рано вставать, как и я?

      – Да. Я всегда встаю рано на рассвете.

      – Какая дикая картина! – заметил я, бросая взгляд на огромную площадь равнин. – Я в этих местах чужак не хуже вас. А как вы их находите?

      – Я не люблю их, – откровенно призналась она. – Даже ненавижу. Холод, мрак, бедность красок… Посмотрите-ка (она подняла букет), они называют это цветами! У них даже запаха нет.

      – Да, вы привыкли к более жгучему климату и к тропической растительности.

      – О, да я вижу, что мистер Терстон уж рассказывал вам обо мне, – с улыбкой заметила девушка. – Да, я привыкла любоваться кое-чем получше.

      В этот момент между нами легла какая-то тень. Обернувшись назад, я увидел Копперторна. Он с натянутой улыбкой подал мне свою худую белую руку.

      – Вы как будто уж научились сами находить дорогу в наших местах, – произнес он, переводя глаза с моего лица на лицо мисс Воррендер и обратно. – Позвольте предложить вам эти цветы, мисс.

      – Нет, благодарствуйте, – холодно отклонила она. – Я набрала их уже достаточно и пойду в комнаты.

      Она быстро прошла мимо него к дому.

      Копперторн смотрел ей вслед, сдвинув брови.

      – Вы студент-медик, мистер Лауренс, – сказал он, оборачиваясь ко мне и нервно притопывая ногой.

      – Совершенно верно.

      – О, мы кое-что слышали про вас, студентов-медиков, – повышая голос, с усмешкой продолжал он. – Ваш брат – страшнейший ловелас, не правда ли? Мы слышали, что про вас говорят. С вами положительно трудно тягаться.

      – Сэр, – возразил я, – студент-медик обыкновенно бывает и джентльменом.

      – Совершенно верно, – сказал он, сразу меняя тон. – Я хотел только пошутить.

      Несмотря на это заверение, я не мог не приметить, что за завтраком он не спускал с меня глаз в то время, как говорила мисс Воррендер, тотчас же переводя их на последнюю, как только я произносил слово.

      Можно было подумать, что он старается прочесть на наших лицах, что именно мы думаем друг о друге. Он, видимо, был безумно увлечен красавицей-гувернанткой, но, очевидно, без малейшей надежды на взаимность.

      Это утро дало нам самое что ни на есть очевидное доказательство беспримерной наивности добрых йоркширцев. Дело в том, что горничная и кухарка, спавшие вместе в одной комнате, были встревожены ночью чем-то, что было принято их суеверными головами за привидение.

      После завтрака я сидел в обществе дяди Иеремии, так и сыпавшего с помощью своего суфлера цитатами из разных поэм; в дверь вдруг постучали, и в комнату вошла горничная. За нею следовала кухарка, особа дородная, но трусливая. Входя к нам, они взаимно ободряли друг друга.

      Свой рассказ они вели, точно греческий хор, – то есть каждая говорила, покуда хватало дыхания, предоставляя затем слово товарке. Добрая доля их истории осталась мне непонятной