Правительность. Власть и правление в современных обществах. Митчелл Дин

в институтах гражданского сектора, которые берут на себя решение задач, совпадающих с государственным интересом, но не решаемых государством: благотворительность, волонтерство, помощь обездоленным, защита прав потребителей и ряд иных. Отдельный случай представляет собой реализация государственного интереса в контр- или антиправительственном поведении, таком как мирный гражданский протест или политическая оппозиция. Именно оно доказывает исторический характер государственного интереса и несводимость такового к конъюнктурным ставкам правительств[10]. Если во всех подобных случаях гражданские тела, индивидуальные и коллективные, сами приводят себя в движение, в соответствии с проектом правления: экономического процветания, физического здоровья и моральной безопасности, – это происходит в силу убеждения, а не заблуждения, которое может быть разоблачено. Уделяя преимущественное внимание техникам управления телами, Дин значительно меньше интересуется действенными видами пропаганды. К последним можно отнести и господствующие виды политической теории как средство фиксации и вменения верований об устройстве порядка и власти. Для советского случая техники убеждения и пропаганды, которые практиковались с середины 1950-х, могут стать критическим тестом для гипотезы правительности. Речь идет не только об усилении «идейного воспитания» и индоктринации марксистско-ленинской теорией, которое происходит одновременно с импортом «буржуазных» техник правительности[11]. Некоторые элементы либерального управления населением вводятся в сам механизм политической пропаганды, о чем позволяет судить, например, регулярное социологическое изучение практик прослушивания населением западных радиопередач или посещения церкви, которые в модели власти 1930–1940-х годов находились под прямым политическим запретом, связанным с рисками личной безопасности и жизни[12]. Замена механизма физических репрессий, этой предельной формы внешнего принуждения, машинерией убеждения и воспитания, рассчитанного на длительный период, позволяет рассматривать вопрос устойчивости советского режима в терминах либеральной правительности.

      Импорт техник правительности, которые варьировались от моделей массового жилья и универмагов до схем массового автомобильного производства и методов социологических исследований, внесли в структуру позднесоветского режима гораздо более серьезные изменения, чем любые коррективы марксистско-ленинской доктрины. Изменения, последовавшие в 1990-е в еще более радикальной политической форме, уже не замаскированной риторикой ленинских идеалов, открыли новый период в тестировании политических технологий. На протяжении двух десятилетий, до начала 2010-х, российская государственная администрация, включая управление образованием и культурой, представала полигоном столкновения между конкурирующими моделями правления. Его исход был вовсе не очевиден

10

Стимулирующий и провокативный анализ недавней российской динамики в терминах государственного интереса можно найти в: Хестанов Р. Коррупция и революция как структурные основания фикции государственного интереса (raison d’Etat) // Логос. 2012. № 2.

11

Так, курсы диалектического материализма и научного коммунизма вводятся как обязательные для преподавания во всех вузах СССР лишь в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Это происходит на фоне отчетливого и императивного внимания к «зарубежному опыту» и технологическим рецептам «продвинутых капиталистических стран».

12

Пример такого исследования: Здравомыслов А.Г. Пропаганда и ее восприятие (социологическое исследование эффективности). М.: Научный совет АН СССР по проблемам конкретных социальных исследований, Советская социологическая ассоциация, Институт конкретных социальных исследований АН СССР, 1969.