Повороты судьбы. Даниэла Стил

– в первую очередь очень несчастная женщина. Жизнь обошлась с ней жестоко, еще в юности сделав калекой, а через несколько лет после этого отняв у нее мужа. У нее было очень мало радостей в жизни, и ей нечего было дать ребенку.

      – Я тебя разбужу, когда проснусь, – предупредила Кэрол. Мари-Анж, конечно, хотелось знать, во сколько ее разбудят, но спросить она не посмела. – Поможешь мне готовить завтрак.

      – Спасибо, – прошептала девочка. У нее выступили слезы, но старуха, казалось, этого не заметила. Она молча развернула кресло и укатила. Мари-Анж закрыла дверь, села на кровать и заплакала. Наконец она встала и принялась застилать постель. Порывшись в чемоданах, она нашла ночные рубашки, аккуратно сложенные Софи. Рубашки из тонкого хлопка, купленные, как и все ее вещи, в Париже, были украшены кружевом, которое Софи сама сплела своими старческими узловатыми пальцами. Мари-Анж интуитивно чувствовала, что Кэрол Коллинз никогда не видела ничего подобного, хотя вряд ли ей они понравятся.

      Девочка долго лежала в темноте без сна, пытаясь понять, чем так прогневила судьбу. Брат и родители погибли, Софи осталась во Франции, а она сама оказалась на попечении страшной, злой старухи в этом отвратительном месте. Лежа на узкой металлической кровати и вслушиваясь в незнакомые звуки, доносившиеся из-за окна, девочка думала о том, что лучше бы ей оказаться в той машине с родителями и Робером.

      Глава 3

      На следующее утро Кэрол разбудила Мари-Анж еще до рассвета. Остановившись в дверях комнаты, она велела ей вставать, потом круто развернула коляску и поехала в кухню. Пять минут спустя Мари-Анж с заспанными глазами и со спутанными после сна волосами тоже пришла в кухню. Часы показывали половину шестого утра.

      – Мы здесь на ферме встаем рано, Мэри, – сказала Кэрол, решительно отбрасывая вторую половину ее имени.

      Мари-Анж посмотрела на бабку.

      – Меня зовут Мари-Анж, – сказала она с тоскливым видом.

      Девочка говорила с акцентом, который мог бы показаться кому-то милым, но только не Кэрол Коллинз. Для нее французский акцент служил лишь напоминанием о глупости племянника, а двойное имя она сочла слишком претенциозным.

      – Здесь с тебя хватит и Мэри, – безапелляционно заявила она.

      Кэрол поставила на стол бутылку молока, банку джема, положила на доску буханку хлеба. Это и был их завтрак.

      – Можешь поджарить себе тост, если хочешь.

      Она указала на допотопный, проржавевший тостер, стоящий на кухонном столе. Мари-Анж положила в него два ломтика хлеба, думая о том, что дома Софи подала бы на завтрак бекон и яйца или персики из сада. Когда тосты поджарились, Кэрол взяла один себе и щедро намазала его джемом. Оставив второй ломтик девочке, она убрала хлеб со стола. Мари-Анж поняла, что на завтрак ей больше ничего не достанется. Из-за стола она встала голодной.

      – Том покажет тебе ферму и объяснит твои обязанности, – сказала Кэрол. – Ты теперь каждый день, как встанешь и уберешь постель, будешь готовить для