Отряд Нандо Бругейры. Кирилл Берендеев

быстро сошлись, часто, во время коротких передышек в боях, вместе сиживали за последними сухарями и хлебали пустую воду с каким-то душным сушняком в качестве приправы из одного котелка: у Арндта свой пробило шальной пулей. Сидели, молчали, но от этого становилось теплее на душе. На них посматривали другие: да, так бывает, что людям проще молчать в обществе друг друга, чем говорить беспрестанно, как это часто делал Чавито, делясь переживаниями со всеми остальными, чаще с командиром. Каждый выбирал себе пару. Так проще, так надежней, так всегда знаешь, кто прикроет тебя, в случае чего. Ведь подобных случаев хватает с избытком. Арндт и Микель, оба повоевали изрядно. Просто сошлись только сейчас.

      – Какой путь выберем, Нандо? – не выдержал Чавес, подходя. – Я думал, мы все решили во время минирования.

      – Все, да не все, – пробормотал капитан. Путь покороче ему вроде и нравился, вот только шума он не хотел. – Хорошо бы вышибить двери своими силами получилось, а не как ты прям жаждешь. Да и обвалиться все это может…

      – Не может, винный погреб простоял триста лет и еще столько же будет стоять, – упрямо тряхнул головой Рафа. – Что гадать, пойдем да посмотрим. А решать можно и на месте.

      – Много времени потеряем.

      – Да ты так всегда говоришь, – вдруг резко ответил он. – Как будто командование транслируешь. Время теряем, надо решительно, надо безотлагательно. И это хоть раз дало результат? – он махнул рукой. – Хоть бы чего добились. Отбросили и удержали. А то за эти три года только и делали, что отступали. Только Мадрид не сдали, но видно, с перепугу. А вот теперь доотступались. Тупик.

      Бойцы молча смотрели на него. Переводили взгляд на Нандо. И снова на каталонца.

      – Странно, что именно ты это говоришь, – вдруг влез Чавито. – От другого я бы понял, но ты…

      – А что я, первый день здесь? – тут же вскипел Рафа. – Надоело молчать. Мы до последнего отступаем, когда все уже либо сдались, бежали, либо готовятся к приходу каудильо, вышивая флаги. А мы почему-то еще отступаем. Сражаемся до последнего. Сейчас вот доберемся до порта, и там уже, как я понимаю, нас ждет окончательное поражение.

      – Можно подумать…

      – А ты предлагаешь иной исход? Что прилетит советская авиация и наваляет фалангистам, как до того нас отутюжила итальянская? – в ответ Чавито молчал. – Вот именно. Странно только, что сегодня так тихо. День ясный, солнечный, самый раз бомбить.

      – Было бы кого, – глухо произнес Микель.

      – Да, Пистолеро, ты прав. Было бы кого. Нас и так постреляют, а через пару дней – обещанный парад. И знаете что, парни, я уже давно задаюсь простым и ясным вопросом – а ради чего все это? Сражения, отступления, новые схватки, потери, лишения, голод, наконец. Ради чего? Ведь почему-то никто из нас не ушел, когда еще можно было, все тут. В самом деле, не последней же поддержки СССР дожидаемся. Идем к Контадору, с которым связывались сутки назад, и даже не знаем…

      – Рафа, прекрати