Отряд Нандо Бругейры. Кирилл Берендеев

значит, из своих? Понятно, что раз попал в список… – произнес Нандо, но Арндт его перебил, кажется, первый раз за все время.

      – Нет, я не о том. Он никогда не был троцкистом, сторонником мятежа, больше того, понимая положение города, он не мог признать, что мятеж был обелен. Оправдывал лишь старания людей заявить о себе. Но ненасильственным путем. Странно, что так сильно презирая насилие, он все же счел возможным записаться в добровольцы.

      – Я же говорю… – Чавес умолк сам.

      – А убили его свои, – продолжил Айгнер. – Из отряда. Я не знаю, кто, слышал разговор. Может, кто-то из политработников.

      – Они подобными не занимаются, – возразил Бругейра. – Обычно требуют от интернационалистов или молодых солдат, пройти крещение кровью, – он поморщился. – Вот это решение меня давило с момента восстания. Как же можно так расправляться. Да еще передоверяя.

      – Значит, можно, – холодно произнес Рафа. – Иначе погиб бы кто-то другой. Вариантов немного. Либо ты, либо тебя.

      – Не понял? – повернулся к нему Бругейра. Рафа куснул губу.

      – А что тут непонятного. Либо я, либо Солер. Вернее…, – каталонец помолчал немного, но затем продолжал. – Я оказался потенциальным предателем. Есть такая вакансия у комиссаров. Нандо, ты должен знать.

      – Я не знаю, – коротко отрезал капитан.

      – Должен, – упрямо повторил Тарда. – Я через это прошел, не покидая окопов, прямо в штабе полка. Там был «святой Рохас», как мы все его звали, батальонный комиссар Хесус Рохас, и конечно, Серхио Арройо. Меня вызвали, долго трясли, и словами, и прикладом мордуя. Требуя признаться в работе на врагов республики. Ведь я же каталонец, то есть, потенциальный враг. И либо сам должен идти под трибунал, либо сдать кого-то. Хотя бы двух. Я не выдержал. Я не прошу прощения, за то, что сделал, я, – он сглотнул слюну, – я исповедуюсь. Нандо, мы все сейчас исповедуемся, все одно пропадать. Неважно как, мне хочется, чтоб не совсем уж позорно. Но тащить с собой всю эту гадость дальше я не могу. Пускай ты меня пристрелишь за… за все, это будет справедливо.

      – Рафа, скажи точно, кого ты сдал? – покрывшись красными пятнами, спросил Чавито. Каталонец помолчал.

      – Я же сказал, Солера. И у меня был еще один вариант, вы может помните его, приютского парня, на которого все крысились. Черт… да, Исидро Ниеве. Святой Рохас, кажется, сам его предложил. Вернее так, он спрашивал меня кого я еще знаю из троцкистов, анархистов и прочей гнили, которую надо счистить с наших бортов. Я никого не знал, собственно, и Солера я почти не знал, только то, что он каталонец, как я.

      – Ниеве не каталонец, – буркнул Нандо.

      – Он там жил. В любом случае, святому Рохасу это не понравилось, но больше меня он не избивал, отпустил. Я все ждал, когда меня расстреляют, месяца два или три, нет, больше, когда мы уже ушли из Арагона, когда… я все ждал и ждал. А потом узнал, что вышла смешная штука. Расстрельщика моего шлепнули раньше, чем он успел разрядить в меня