Девушка в цепях. Марина Эльденберт

и мысли о том, как впервые увидел Шарлотту спящей в мансарде. Представлять разметавшиеся по подушкам рыжие волосы было непривычно, но он не мог избавиться от этой картины. Так же, как от ощущения белоснежной кожи под пальцами. Призрачное прикосновение сквозь туман оставило отпечаток, который до сих пор не удалось стереть. Эта тонкая кожа и легкий запах жасминового мыла…

      Так непохожий на яркие дорогие духи той, что не сводила с него глаз.

      – Разве я разрешал на меня смотреть?

      – Нет, Пауль. – Из-под приглушенной покорности пробивалось легкое возбуждение. Она даже этого не скрывала: глаза сверкали, с приоткрытых губ срывались тихие выдохи, грудь тяжело вздымалась. Пламя волос струилось по связанным за спиной рукам, подчеркивало кружево короткого нижнего платья, надетого поверх корсета. Помимо них и тонких чулок на женщине не было ничего, но ее это явно не смущало.

      – Ты же знаешь, что сейчас будет?

      – Да.

      – Да, Пауль.

      Поморщился: ставшее уже давно привычным имя неприятно резануло слух.

      – До кровати, – отрывисто приказал он. – На коленях.

      Одеть бы так Шарлотту, и посмотреть, как ее щеки заливает румянец. Энгерийское воспитание женщин зачастую приводило к печальным последствиям. Они выходили замуж, но чувственные удовольствия для них оставалось чем-то постыдным. Тем, о чем не принято говорить вслух и от чего не пристало получать наслаждение, но Шарлотта была невероятно, безумно чувственной.

      Он помнил ее сверкающий взгляд и гнев, которым она окатила его в коридоре.

      «Легко оскорблять, скрываясь под маской, правда?»

      Смазливое невинное личико и пухлые губы, которые так и манили их попробовать. Во всех смыслах.

      Вряд ли Вудворд стал бы держать при себе девчонку, которая ничего не умеет.

      Мысль об этом полыхнула такой яростью, что пальцы с силой сжались на набалдашнике. Поднялся, опираясь о трость, глядя на покорно застывшую у кушетки в изножье кровати женщину. Женщину, готовую на все. Здесь и сейчас.

      Изумрудная молния сорвалась с пальцев, с шипением вспорола веревку, и она сползла на босые ступни.

      – Собери волосы, – приказал он, и она послушно раскрыла ладонь, поднимая тяжелые пряди одну за другой.

      Эти шпильки он вытаскивал сам, бросая к ногам и заставляя ее собирать их губами. Сколько их было таких, готовых на все. Отдающихся за деньги и просто так, сгорающих от желания, фальшивого или искреннего. Он давно перестал получать удовольствие от продажной любви, а впрочем, и от истинной тоже. Тогда почему перед глазами стоят рыжие волосы (не этот яркий огонь, цвет раскаленной меди) которые так хочется сгрести в горсть, потянуть на себя, срывая болезненный стон?

      Потому что она выглядела слишком невинно. Во сне люди удивительно откровенны и честны, в первую очередь с собой. Когда человек засыпает, даже самый ангельский образ уступает место истинному лицу, но даже спящая Шарлотта выглядела отчаянно-чистой. Именно поэтому ее хотелось разрушить, сделать одной из