Не исчезай. Женя Крейн

из Дартмута его исключили за «художественную» стрижку – развлекаясь, Роберт подстриг одного из студентов.

      Втайне страдая, считая себя незаконорожденным, уменьшал возраст на год – спасал честь матери. Создавал художественную автобиографию – из фактов (или измышлений), которыми пожелал поделиться с окружающими. К моменту, когда пресса и читающая публика заинтересовалась его биографией, основным источником «фактов» стало издание, опубликованное «официальным» биографом Фроста, Лоуренсом Томпсоном. Фрост сам доверил Томпсону эту почетную роль – своего рода насмешка над судьбой. Вернее, следование судьбе. Лоуренс Томпсон, коего он терпеть не мог, биограф. Томпсон, который ненавидел Фроста!

      «Спасите меня от Лэрри!» – с этими словами Фрост обращался к своим друзьям. «Защитите» и «спасите». По прошествии двадцати семи лет Стэнли Берншоу, редактор Фроста, выполнит просьбу поэта. В свое время, когда Фрост обратился к нему, Берншоу был потрясен этим заявлением: «Но ведь вы сами назначили его своим официальным биографом… Почему бы вам не запретить ему писать… о вас? У каждого есть такое право». – «Теперь уже слишком поздно. Я дал ему слово». – «Но ведь это было двадцать лет назад. Вы доверяли этому человеку. Как вы могли знать, что он изменится? Вы думали, что можете ему доверять. Наверняка он изменился, если вы ищите от него защиты». – «Мне нужна правда. Мне нужна защита от лжи, всяческого рода лжи». Фросту было восемьдесят пять лет.

      В 1926 году Фрост выступал с лекциями перед начинающими поэтами в Уэслианском университете. Лэрри Томпсон, чье стихотворение он поначалу раскритиковал, а затем неожиданно похвалил (чем расположил его к себе на многие годы), по всей видимости, испытывал к нему чувства самого возвышенного рода – идеализировал Фроста. Впрочем, Томпсон писал о своей искренней любви к Роберту. Почти обожании. На протяжении нескольких последующих лет они переписывались, а в 1939 году Фрост «назначил» Томпсона своим «официальным биографом», при условии, что биография эта будет опубликована уже после его смерти. «Монстром эгоизма» называли Фроста с легкой руки его официального биографа, получившего за свои труды Пулицеровскую премию, который писал о Фросте: «невозможно себе представить более отвратительного человека», «подлец, страдающий манией величия», «наихудший пример общественного злоупотребления в американской литературной жизни».

      Что ж, это не первый и не последний пример литературного соперничества, утраченной дружбы, зависти, ревности. Молодой поэт идеализирует наставника, восхищается им, желает приблизиться и – разочаровывается. Сам Фрост с годами стал испытывать к Томпсону неприязнь, переходящую в презрение, и всячески выказывал ему свое пренебрежение, испытывая при этом определенные опасения (больной, слабеющий, он знал – Ларри его переживет). Ему казалось, что Томпсон следит за ним, подхалимничает и – ненавидит. К тому же он ревновал его к своей обожаемой Кей. Впрочем, пример Фроста и Томпсона – это еще пример поэта