Наследник. Андрей Виноградов

это чешский. В любом случае не опознаю. Но все равно, спасибо вам, доктор. За шесть секунд надежды спасибо.

      «Силен. Про шесть секунд надежды, это я тебе доложу…»

      «А то?!»

      «Почему шесть? Ты считал? И на Прагу отозвался, словно тебе Токио назвали или Сидней? Не бог весть как далеко и дорого. У меня в Праге один старый знакомый обосновался, кондитеркой занимается. Посетовал, что две трети города – наши. Сплошь и рядом русская речь. Если можно назвать ее русской. Его, конечно, куда больше расстраивает качество, не количество…»

      «Мамочка, повремени, пожалуйста, сейчас ведь собьешь с настроя».

      «Об этом можно только мечтать».

      «Помечтай, пожалуйста, в одиночестве».

      «О! Как вы жестоки…»

      «Мам!»

      «Удаляюсь в садик мечтаний. Меня уже нет».

      – Простите. Я, право, не хотел вас шокировать, но ведь вы зрелый человек…

      – Увы, доктор, настоящая зрелость наступает тогда, когда начинаешь осознавать все счастье наделанных в юности глупостей, а пока… В общем, нет еще… И мама всегда о том же… Кстати, квартиру ее, «трешку» в самом центре, к сожалению продать не могу. Разве что вместе с мамой.

      «Браво!»

      «Угу».

      – Я в самом деле не хотел вас…

      А почему, спрашивается, ты «нас не хотел», противный? Чем мы тебе не вышли?»

      «О как…»

      И я, заметьте, уже не голубчик. Враз перестал быть «голубчиком». То есть «голубчики» – это те, кого хотят. Расхотели «голубчика», так получается. Да полноте, сударь, я все понимаю. Ваша попытка засчитана. Жаль, не сложилось.

      Я тщательно слежу, чтобы весь сбивчивый монолог после маминой реплики правильно отразился на моем лице. Мне главное не сбиться, потому что в голову совершенно непрошенными и совсем невпопад лезут мысли о юной медсестрице, подчиненной Пал Палыча. О Милене.

      Пусть мама сколько угодно язвит насчет необычного имени, но мне нравится его думать, произносить.

      «Я молчу».

      «Я слышу».

      Если Милена еще не ушла, а я безнадежно болен, и она знает об этом, должна знать… У безнадежного, если прикинуть, куда меньше ответственности за свои поступки, чем, скажем, у надежного… Не так… У обнадеженного – вот оно, правильное определение! – гражданина. Самоконтроль занижен. Возможно, он напрямую связан с иммунитетом. Надо будет уточнить. О разуме и говорить не приходится: что было – растеряно. По-другому сказать, разумность пребывает в безнадежной растерянности. Похоже, что безнадежность – всеохватывающее явление, подавляет любые инстинкты. Кроме одного. Инстинкта…

      «Спаривания? И “утрачено”, Ванечка. “Утрачено” – лучше, чем “растеряно”. На мой вкус, более литературно и ощущается рок».

      «Ты о чем?»

      «Я о разуме. Что было – утрачено. Не растеряно».

      «Уловил. За подсказку с инстинктом отдельный поклон. И… спаривание. Просто идеальное слово. Не желаю скупиться на похвалы, не жаден, а потому посчитаю твою находку блестящей».

      «Да уж, не ваш пошловатый новояз. И… Ванечка, еще раз: не заигрывайся, будь другом. Пожалуйста».

      «Все