Наследник. Андрей Виноградов

наконец-то прозвучало здравое слово. Заметь, ты сам его произнес».

      «И что? Всё равно по-твоему… нельзя, неправильно это. Так что я не жалею».

      «Жалеешь».

      «Не о том».

      «Ну конечно! Сейчас мы начнем ломиться в непризнанные».

      «Мам…»

      «Ладно, чего уж там, ныряй в рефлексию, раз так хочется. Но лучше вспомни, как долго ты ответа ждал. Я бы тебе такой же за пару часов устроила. А может, и сразу. Все, все, все. Больше ни слова. Молчу».

      Ответ из театра, это правда, не приходил незаслуженно долго. Не случись мне провожать «почтальона» до нужной двери, непременно бы заподозрил, что меня провели и никто никуда рукопись не отнес. Задержка тревожила, но больше, разумеется, содержание будущего ответа. Я улавливал тайную связь между словом и временем. Все было не зря, реальность легла точно туда, где ей постелили предчувствия. Первое разочарование настигло меня уже у почтового ящика с нераспечатанным конвертом, на котором стоял штамп театра. «Могли бы на заказное потратиться», – подумал я с неприязнью к нечутким и жадным людям. Эта совершенно детская обида тут же закрасила радугу-дугу надежды темно-серым. Сама же завязалась во мне неправильным морским узлом, который не развязать, только рубить. Но нечем, и по живому. Я малодушно подумал оставить письмо, как оно есть, до лучших времен. Войдя в комнату, быстро с собой справился и понял, что план был хорош. В том смысле, что лучше бы мне смалодушничать.

      «…Образ главного героя в середине пьесы совершенно неожиданно и непростительно расползается…» И тогда не поверил, и сейчас не желаю верить, что такое мог написать штатный сотрудник. Наверняка дали по старой памяти подзаработать какому-то желчному, списанному в тираж старпёру. Тот и оттянулся на мне, упырь, на весь белый свет обиженный. Даже не задумался, что мы с ним в одной команде – мне этот белый свет тоже не слишком белый! Известное дело, что поле, на котором растут рецензенты, засевал Герострат. И все же… «Злобное говно!» – подумал я о неизвестном мне критике. Однако никому не пожаловался и не нахамил, как он мне. Хотя возможностей было хоть отбавляй – среди людей живу.

      «Не унижусь!» – распорядился собой. К мудрому, в то же время почти повстанческому решению самовольно примазался еще один, «параллельный», мотив утаить перед собутыльниками свое горе. Узнай они, что я наметил писательством пробавляться, незамедлительно вычеркнули бы из компании. «И черт с ним, – сказали бы, – что комната будет простаивать». Из экономии выперли бы из коллектива. Или из жадности. Хотя в чем разница, если жмоты вечно экономят.

      Дело было вот в чем. Одно время по соседству со мной, жил литератор. Был он востребован столпами общества, а следовательно, и самим обществом, поскольку без указаний оно бы страдало в сомнениях – кому и чему следует отдавать предпочтение. Оттого самостоятельный выбор был бы как пить дать сомнительным. Несколько удивленные вкусами столпов массы послушно плелись предложенным курсом.

      В стране