Мнимая беспечность. Найо Марш

момент подмочить репутацию. Ведь контракт еще не пописан, Берти.

      – Ясно, как божий день: нашим девизом должно стать великодушие.

      – Да я скорее умру, чем стану ползать перед ней на коленях!

      – А нам и не придется, дорогуша. Легкое пожатие руки, такой долгий-долгий взгляд прямо в глаза, а там, глядишь, все и образуется.

      – Просто противно, и все тут.

      – Перестать. Будь выше этого. Бери пример с меня: я в этих делах собаку съел. Соберись с силами, милая, и не забывай – ты прежде всего актриса. – Он хихикнул. – Если правильно посмотреть на все это, будет даже забавно.

      – А что мне одеть?

      – Оденься во все черное, и никаких драгоценностей. Пусть она бренчит своими побрякушками.

      – Ненавижу вражду, Берти. Что за чудовищная у нас профессия. Во многих отношениях.

      – Это джунгли, дорогая. Посмотри правде в глаза, мы с тобой живем в джунглях.

      – А ты, – с завистью произнесла Пинки, – похоже, не слишком взволнован.

      – Бедная моя девочка! Как же ты плохо разбираешься в людях. Да я весь дрожу.

      – Разве? Весь вопрос в том, может ли она навредить тебе.

      – А как по-твоему, – заметил Берти, – может боа-констриктор проглотить кролика?

      Пинки подумала, что лучше не углубляться в эту тему. На том они и распрощались, разошлись по своим квартирам и принялись готовиться к выходу в свет.

      Аннелида и Октавиус уже были готовы. Октавиус остановил свой выбор на черном пиджаке, брюках в тонкую полоску и при непосредственном участии племянницы – на мелких дополнительных деталях, которые, как она считала, подходят к этому туалету. Сама она успела принять ванну и уже собралась одеваться, как дядя, наверное, уже в четвертый раз, постучал в дверь и предстал перед ней встревоженный и непривычно аккуратный.

      – Мои волосы, – пробормотал он. – Поскольку нет бриолина, я употребил оливковое масло. Теперь от меня пахнет салатом, да?

      Аннелида успокоила его на этот счет, почистила пиджак дяди щеточкой и упросила подождать ее в магазине. Дядя имел старомодные представления о пунктуальности и начал волноваться.

      – Сейчас уже без двадцати пяти семь, – сказал Октавиус. – А нас приглашали к шести тридцати, Нелли.

      – А это значит, дорогой, что первые гости появятся не раньше семи. Да ты выгляни в витрину, сам увидишь, когда начнут собираться гости. И пожалуйста, дядюшка! Ты же понимаешь, что пока я стою тут в халате, выйти на улицу мы все равно не сможем, так или нет?

      – Нет, нет, конечно. Где-то в половине седьмого или без четверти семь? Или ровно в семь? Понимаю, понимаю… В таком случае…

      С этими словами Октавиус сбежал вниз по лестнице.

      Аннелида подумала: «Хорошо, что я успела научиться быстро переодеваться». Затем она привела в порядок лицо и волосы и надела единственное свое нарядное платье, ярко-белое. Нацепила на голову белую шляпку с черной бархатной тульей, натянула новые перчатки. Потом посмотрела на себя в зеркало, заставила принять несколько поз, как перед