Нурсолтан. Ольга Иванова

в мир книг, которые преподносил ей хан. И уже поговаривала о всенародном состязании казанских поэтов, которое непременно следовало подготовить к празднеству Сабантуй.

      В один из последних дней зимы Шептяк-бек вошёл к правящим супругам, полный решимости прервать идиллию, царившую в созданном ими мирке.

      – Повелитель, завтра необходимо созвать диван, ибо нерешённые дела переполняют вашу страну, подобно лопающемуся торсуку[41].

      Хан Халиль, занятый разглядыванием чертежей нового книгохранилища, которое он решил воздвигнуть в столице, с неохотой оторвался от этого увлекательного для него дела:

      – Мы собирали диван месяц назад, уважаемый бек, и всё едва не окончилось сварой. Не хочу в очередной раз выслушивать нападки эмира Абдул-Мумина, он смущает сердца и мысли казанских карачи.

      Краска бросилась в лицо старого дипломата, он с трудом сдержал резкие слова, уже рвавшиеся с его губ. Положение спасла молодая ханум. Она коснулась руки повелителя, привлекая к себе внимание, и тихим, но твёрдым голосом произнесла:

      – Мой дорогой муж, мы должны прислушаться к словам уважаемого Шептяк-бека. Ещё никогда его советы не подводили нас.

      Она поднялась, оправляя голубой шёлк одежд:

      – Вы считаете, бек, что пора окончательно решить вопрос о замужестве Камал-ханум?

      – Да, госпожа, время не терпит. От касимовского хана получено согласие на этот брак, и мы не должны медлить. Чем быстрей удалим вдовствующую ханум за пределы Казанского ханства, тем легче будет бороться с нашими внутренними врагами. Ханство подобно большому ребёнку, оно всё время требует забот и внимания, а повелитель уже несколько дней не разбирал прибывшие с гонцами бумаги. Я знаю, что в приёмной скопились бумаги, важные для государства и требующие безотлагательных решений.

      – Это я виновата, уважаемый бек, – прервала возмущённый поток слов старого дипломата Нурсолтан. – Я слишком увлеклась делами, которые могут подождать, и увлекла ими своего супруга. О, простите мне это безрассудство, мой хан!

      Нурсолтан опустилась на колени перед мужем. Она давно уже заметила, какое недовольство и гнев вызывают в Халиле слова Шептяк-бека. Но мудрый советник был прав. Она и сама замечала, Халиль избегает государственные дела, превращая Тронный зал в обитель поэтов и мудрецов. Он мог до хрипоты спорить о том, кто был наивеличайшим поэтом Востока, но не желал выслушать карачи Ахтям-Барына, ведающего сбором налогов в ханстве. Всё это можно было объяснить одним – страхом. Молодой хан боялся править уделом, доставшимся ему от отца, боялся сделать неправильные шаги, и оттого предпочитал не делать ничего.

      – Уважаемый бек, не могли бы вы оставить нас наедине, – тихо промолвила Нурсолтан, по-прежнему не поднимая глаз на своего супруга.

      Повисшая в комнате тишина говорила о том, что Халиль находится в замешательстве, и она решила удалить бека, пока из уст молодого хана не вырвались слова, в которых потом он мог раскаяться. Дверь

41

Торсук – кожаный мешок для воды.