Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева. Эдуард Макаревич

и включился в новую борьбу с Советами, теперь уже не в качестве агента, а историка-публициста. Впрочем, где грань?

      Его главный труд «Красный террор» весомо продолжил традиции обличительной пропагандистской литературы в начале двадцатого века. Но за это сочинение его на сей раз лишили российского гражданства. Как говорил Мельгунов, эта книга о большевистском терроре, пролившем море крови, о системе насилия и эксцессах в Гражданскую войну. Он написал ее за полгода, сжигаемый ненавистью к большевикам.

      Откуда факты, материалы, источники? Их было три вида. То, что привез с собой, уезжая из Москвы, – вырезки из советских газет, выписки, личные впечатления; то, чем мог воспользоваться на Западе, в основном эмигрантская пресса, литература, письма и впечатления бежавших из России, и наконец, материалы особой комиссии по расследованию деяний большевиков, образованной в декабре 1918 года при правительстве генерала Деникина. Эти материалы вывезли из России в марте 1920 года под крылом отступавшей белой армии. Понимая всю шаткость используемых источников (не забылись уроки профессора Любавского), Мельгунов вынужденно заметил во введении к книге: «Оглядывая всю совокупность материала, легшего в основу моей работы, я должен, быть может, еще раз подчеркнуть, что в наши дни он не может быть подвергнут строгому критическому анализу – нет данных, нет возможности проверить во всем его достоверность».

      Ограниченность и сомнительная правдивость источников, приводимых без критической оценки, отход от первоначального плана книги, который предусматривал характеристики как «красного», так и «белого» террора, но в итоге свелся автором только к «красному», на «белый» рука не поднялась, а водившая пером ненависть к красным лишала в значительной мере объективного взгляда на проблему террора в Гражданской войне – все это способствовало появлению книги откровенно пристрастной, откровенно пропагандистской. Профессор здесь окончательно пал в ноги пропагандисту, поступившемуся «честью русского интеллигента-социалиста». Профессор-мудрец оказался побежденным профессором-жрецом.

      По стопам Мельгунова, спустя несколько десятилетий, пошел Александр Исаевич Солженицын, написавший трехтомный «Архипелаг ГУЛАГ». Последователь он был не только в теме террора, но и в методологии написания – в основе все те же впечатления, рассказы, легенды. И Солженицын тоже оговаривается в предисловии к своему сочинению: «Я не дерзну писать историю Архипелага: мне не довелось читать документов. …Все прямые документы уничтожены или так тайно хранятся, что к ним проникнуть нельзя. …Большинство свидетелей убито и умерло. Итак, писать обыкновенное научное исследование, опирающееся на документы, на цифры, на статистику, не только невозможно мне сегодня… но боюсь, что и никогда никому»[42].

      В итоге «Архипелаг» вырос в хороший публицистический, пропагандистско-обличительный труд, который нанес мощнейший удар по советскому строю, коммунистической идеологии.

42

Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1989, Т. 1. С. 9.