Чудаки и зануды. Ульф Старк

Густавссоны – Фреден и Седерстрём. Все тащили с собой миски и тарелки со всякой всячиной: сыром, колбасой, сосисками, маринованными огурцами, копченой салакой, консервированными сливами, пирожками и котлетами. Старый жмот Седерстрём приволок завернутый в фольгу кусок кровяной колбасы и поглядывал на всех исподлобья.

      Мама в туфлях на тонких, как ножи, каблуках и в нелепой огромной шляпе, на которой позвякивала уйма стеклянных бусин, свисавших с полей, словно вуаль, наслаждалась шумной компанией. А я держалась в стороне. Дурацкая затея. Чего ради приглашать всех этих людей, с которыми мы прежде были едва знакомы, а теперь и вовсе собираемся навсегда расстаться?

      Тут явились грузчики и стали выносить наши вещи. Мама и их угостила. А соседи знай подносили еду и выпивку, галдеж стоял будь здоров, и облако табачного дыма под потолком густело с каждой минутой.

      Старик Юхолайнен принес гармошку, а мама подыгрывала ему на саксофоне. Я лежала, свернувшись, на коробках у стены и наблюдала за этими дурацкими танцами. Седерстрём, закрыв глаза, танцевал с дылдой Бюлундихой. Один из грузчиков кружил по комнате фру Энгман. Пятилетний сынишка Нюстедов уселся на пол и пытался кормить Килроя холодными рыбными тефтелями из где-то раздобытой банки.

      Вдруг посреди этого бедлама зазвонил телефон. Это был Ингве.

      – Позови, пожалуйста, маму, – попросил он, когда я сняла трубку.

      – Ее нет, – соврала я.

      – Я знаю, что она дома, – не поверил он. – Почему вы до сих пор не выехали?

      – Она уже отчалила.

      – Я знаю, что она еще там, – повторил Ингве. – Ну да ладно, увидимся завтра утром.

      – Кто звонил? – спросила мама.

      – Какой-то псих ошибся номером, – еще раз соврала я и улыбнулась.

      Господин Викман, рассекавший комнату широкими шагами, наступил в остатки рыбных тефтелей и отдавил Килрою хвост. Пес взвыл и удрал на кухню. Этого он уже стерпеть не мог: сперва пичкали всякой гадостью, а потом еще и хвост отдавили! С меня тоже было довольно. Я опять взобралась на коробки и заснула.

      Не знаю, который был час, когда мама разбудила меня.

      – Пора ехать.

      Спросонья я только хмыкнула.

      Никто не заметил, как мы исчезли.

      – Прямо-таки жалко уезжать, – вздохнула мама в дверях.

      – Угу, – согласилась я, хотя мое мнение ничего не значило.

      Хрустальная люстра слегка покачивалась от сквозняка. Блики света плясали по обоям, по темным пятнам, оставшимся от картин и прочей дребедени. Луна снисходительно наблюдала спектакль, разыгрывавшийся внизу: танцы среди брошенной мебели, стол с остатками угощения, пустые стаканы и дымящиеся окурки.

      Мы кое-как примостились среди коробок. Я положила голову маме на колени.

      – У меня такое чувство, будто мы что-то забыли, – пробормотала мама и погладила меня по голове.

      Я не ответила. Мне было все равно. Она вечно все забывает. К тому же уйму вещей она оставила в квартире нарочно. Я задремала под убаюкивающий шум мотора и не видела ни