Дневники обреченных. Алексей Шерстобитов

каким он в основном бывает, если с ними он хороший и любящий – этим и успокаивалась, пока не случался в очередной раз подобный же срыв, наслаивающий новые переживания на предыдущие, постепенно утяжеляя общую атмосферу, скрадывая красочность и насыщенность их отношений.

      – Милый, ну ведь я же вижу, как ты переживаешь и за нас, ииии… за все… Может быть оставить все это – бросить?!

      – Что ты, что ты! Я привык быть не просто «кем-то», а важной персоной с большой буквы…, я по-другому не смогу уже… Меня прямо судорогой сводит…, всего! Всего – от макушки до ануса, у меня мозг изнутри потеть начинает, когда я себя представляю без этих вот возможностей… Стать, как все это быдло постоянно хотящее жрать… Ты только подумай, как ужасно, когда тебе придется в очереди в поликлинику обычную стоять, когда любой полицейский тебя сможет вывернуть лишь из-за того, что просто ты ему не приглянулся, получать двадцать тысяч рубле в месяц – это же…, да лучше сдохнуть сразу! … – Нина, искренно испугавшись, обняла обеих мальчиков, глядевшими в сторону отца с испугом застывшими взглядами, поцеловала их, и взглянув него, будто бы из-за угла, из под свисавшей над глазами чёлки, почти шепотом произнесла:

      – Ты говоришь о боязни, вдруг, стать «никем»? Милый, милый мой, но ведь раньше ты совсем ничего не боялся! Ты ведь такой же – я же вижу! Ты так сгоришь, съешь себя изнутри! Я боюсь тебя потерять!

      – Да если что…, девочка моя, даже если со мной что-то случится, ты будешь иметь все, что захочешь…

      – Мне не нужно все, мне достаточно тебя, я даже согласна переехать в нашу старую однокомнатную квартиру, кушать те же макароны с сосисками…, или без них… Мне страшно, когда ты такой…

      – Ну что же делать…

      – Я не понимаю, чего именно ты боишься, и тем более почему! Ты же не преступник, ты такой хороший, добрый, вон шутишь как…, «думским пацаном» себя называешь – это так мило…

      – Не говори об этом! Я уже забыл, кто я был десять лет назад. Сегодня!… Я только чувствую, кто я сегодня, и не знаю, кем проснусь завтра! Господи! Как же хорошо, что вы у меня есть!… – Кирилл, успокоившись, смог, наконец улыбнуться краешком рта. Оба мальчугана на четвереньках сразу бросились к нему в объятья, в которых он не просто утонул, но отдался полностью, даже забыв о нахлынувших за этот день переживаний.

      Через секунду к затеявшейся шутейной борьбе присоединилась и мама, возня, становясь все шумнее, а восклицания все веселее. Выдохнувшись глава семьи сдался на милость победителей, о чем возгласил, поднимая руки вверх, предлагая аннексии и контрибуции любых размеров – быстро сошлись на походе завтра в аквапарк.

      Детки ушли в свои спальни, взрослая же опустела, разрядившийся тишиной воздух, превращаясь почти в вакуум, вытянувший из сердца Буслаева маленький кусочек оголенной совести. Мужчина зажмурился, сжал губы и с силой выдохнул.

      – Кирюшик, что с тобой, ты как спрессованный бетон… Дорогой, ты должен знать – нам: мне