Мне должно это нравиться. Анна Инк

чтобы это знание жило. А оно будет жить, пока он не умрёт. Первый шаг уже сделан. Я нашла его. Это наверняка он. Вы не видели, как он отреагировал на листовку. И на меня. Если бы видели – поверили бы.

      – Яна. Будь он твоим похитителем – он бы узнал тебя. И вёл себя незаметно.

      – Он вспылил из-за эффекта неожиданности. И сначала он не мог узнать. На мне был шарф, натянутый до самых глаз.

      – Сначала… А что же произошло дальше?

      – Я хотела сдёрнуть шарф. Я хотела, чтобы он узнал меня. Так хотела этого, что у меня стало мокро в трусиках.

      3. Костя

      Белая пелена сменяет каменные башни. Лес обступает разом. Влажный снег утяжеляет ветви, превращает тропу в туннель. Я сбавляю темп. Бег здесь как сквернословие. Кощунственно лишь глянуть.

      Смотреть широко открытыми глазами.

      Она ждёт меня в центре заледеневшего озера. Одинокая фигура в серой одежде. Только глаза цветные. Её тёплые карие глаза. Встречают меня с надеждой. Которую я снова разрушу до предпоследнего камня.

      – Ничего, – я пускаю взгляд в норку между толстыми шерстяными нитями её шарфа. Ласкаю глазами кончик ключицы под краем маленького золотого крестика. Только я знаю, какая сладкая на вкус её белая кожа там.

      И тот.

      Эта мысль приводит меня в бешенство. Пальцы разом сжимаются, до хруста, до рези в ладонях.

      – Я ничего не нашёл, Мари. Прости, хорошая…

      – Пусть так, – её голос звучит глухо сквозь плотную хирургическую маску. – Я всё равно тебе благодарна…

      – Дай мне ещё немного времени, – голос-предатель срывается на хрип.

      – Костя, ты сделал всё, что мог, – её приветливость не милосердие – жалость.

      – Я так виноват перед тобой.

      Делаю к ней шаг. Но она отступает на все два. Я бы всё отдал, чтобы прижать её к себе. Вдохнуть её запах. Чтобы чувствовать, как она плавится в моих руках. Целовать её щёки и губы, которые я не видел уже полтора года, и которые она никогда мне больше не покажет.

      – Позволь обнять тебя. Пожалуйста.

      – Нет.

      – Хотя бы взять тебя за руку.

      – Раны… Раны опять загнивают. Я не хочу, чтобы этот запах стал последним напоминанием обо мне. Не так. Не так мы должны были расстаться.

      Она подносит руки в перчатках ко рту, греет их собственным дыханием, сочащимся сквозь белое сито хирургической маски. Я слышу треск. Будто под ней проваливается лёд.

      Взглядом вниз. Она задирает юбку до самых трусиков. Её колени гнутся в обратную сторону. Надламываются. И она обрушивает себя вниз. Взглядом по излому её тела, от обрубков колен к голым бёдрам. Чёрная нить вшита в рану, извивается в распухшей красноте, перечёркнута сгустками склизко-белого гноя.

      Приступ тошноты. Глаза застилает пелена. Я на колени.

      Она ползёт. Приближается ко мне, волоча обрубки.

      Ощущаю её запах. Новый. Омерзительный запах её гноящейся плоти.

      Рука на моём плече:

      – Ты даже сейчас дрожишь.