Тиберий Гракх. Александр Немировский

дым стлался над землей…

      Тиберий взглянул на Сципиона. Его темные глаза, как показалось юноше, были влажными. Полибий сидел на камне и, положив на колени вощеные таблички, быстро писал, словно боясь утратить хотя бы одно мгновение.

      Неожиданно Сципион продекламировал:

      День придет, и погибнет священная Троя. Погибнет

      Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.

      – Почему ты вспомнил Гомера, Публий? – спросил Полибий.

      Обернувшись и взяв Полибия за руку, Сципион сказал:

      – Державы, подобно нам, смертным, испытывают превратности судьбы. Придет время, и кто-нибудь будет стоять у развалин Рима, как мы стоим у могилы Карфагена.

      – Закончилась еще одна глава истории, – произнес Полибий. – Мне посчастливилось быть ее действующим лицом. Спасибо тебе, Публий, за то, что ты предоставил мне эту возможность. Но у меня есть долг перед родиной.

      Сципион помрачнел.

      – Да! Этот Меммий. Вот несчастье, что твои ахейцы не согласились на мягкие условия Метелла. Видимо, они послушались бы твоего совета?

      – Не думаю… Но я должен отправиться в Ахайю, увидеть все своими глазами и, может быть, облегчить участь несчастных.

      – Возвращайся скорее, Полибий. – Сципион обнял учителя. – Тебя ожидает подарок, какого не получал ни один из историков.

      – Публий, я любопытен.

      – Тогда не буду тебя томить. Я принял решение послать несколько кораблей за Столпы Геракла, по стопам Ганнона.

      – В океан?!

      – Да, в океан. Поскольку я не могу оставить Рима – разве только сенат объявит провинцией океан! – предлагаю тебе возглавить маленькую эскадру. Ведь мы называем провинцией то, что надлежит завоевать.

      – Неужели это не сон! – воскликнул Полибий. – Ведь и об этом можно сказать словами Гомера:

      Ты за пределы земли,

      на Поля Елисейские будешь

      Послан туда, где живет

      Радамант златовласый.

      Сципион и Полибий стали спускаться со скалы. Тиберий остался один. Вглядываясь в белое пятнышко, он различил фигуру быка. Ему вспомнилась картина в атрии родного дома, на которой изображен Ромул за плугом. Там бык – символ жизни, мощи и созидания, здесь – смерти и разрушения. Белый бык на поле, покрытом толстым слоем пепла. Медный плуг, по приказу сената взрыхляющий мертвую землю. Римский жрец в белой одежде, бросающий в землю вместо зерен соль и проклятья.

      Когда Тиберий спустился со скалы, пленные уже были построены в колонну. Центурион, возглавлявший охрану, подошел к Сципиону. Тиберий слышал, как полководец распорядился:

      – Полсотни пунов покрепче отдели для триумфа. Остальных – в Утику на продажу. Такова воля сената.

      Через несколько минут колонна пленных двинулась. Замыкали ее старики и дети. Они шли без оков.

      Последней плелась высокая худая старуха с всклокоченными космами седых волос. Проходя мимо Сципиона, она подняла к небу свои иссохшие руки и закричала по-гречески:

      – Возмездие! Возмездие! Зерно,