Кортик. Анатолий Рыбаков

Мише какая-то неразбериха. Жеребенок вороной с коротким развевающимся хвостом. Он резвится, вскидывая задние ноги, он мчится по полю у подножия отвесной скалы. Все смеются: Полевой, дедушка, Славка, Никитский… Смеются над ним, над Мишей. А жеребенок то остановится, нагнет голову, капризно машет ею, то брыкнет ногами и опять мчится по полю.

      Вдруг… это не жеребенок, а конь, огромный вороной конь. Он с разбегу кидается на скалу, на совершенно отвесную скалу, и взбирается по ней…

      Он взбирается по ней, как громадная черная муха, а Никитский стучит по дереву рукояткой нагайки: «Держи коня, держи коня!»

      Конь взбирается все медленней и медленней. «Держи коня, держи коня!» – кричит Никитский. Вдруг лошадь отрывается от скалы и со страшным грохотом летит в пропасть…

      Грохот прервался у Мишиных ног: ведро еще раз звякнуло и утихло.

      – Держи коня! – опять крикнул кто-то из избы во двор и выругался: – А, черт, поставили ведро тут!..

      Чиркнула спичка. Тусклая лучина осветила высокого человека в бурке. На дворе ржали лошади и заливался неистовым лаем пес.

      – Это кто? – спросил человек в бурке, указывая нагайкой на лежащих в углу ребят.

      – Ребятишки со станции, по грибы ходили, – хмуро ответил хозяин. Он стоял в исподнем, с лучиной в руках; всклокоченная его борода тенью плясала по стене. – Да они спят, чего вы беспокоитесь!..

      – Поговори!.. – прикрикнул на него человек в бурке.

      Он подошел к ребятам и нагнулся, вглядываясь в них. И в ту секунду, когда, притворясь спящим, Миша прикрыл глаза, над ним мелькнул колючий взгляд из-под черного чуба и папаха… Никитский!

      Никитский подошел к обходчику:

      – Прошел паровоз на Низковку?

      – Прошел, – угрюмо произнес старик.

      – Ты что же, старый черт, финтить? – Никитский схватил его за рубашку на груди, скрутил ее в кулаке, притянул к себе, и голова старика откинулась назад.

      – Греха… – прохрипел старик, – греха на душу не приму…

      – Не примешь? – Никитский, не выпуская обходчика, ударил его по лицу рукояткой нагайки. – Не примешь? Через час должен поезд пройти, а ты в монахи записался? – Он еще раз ударил его.

      Старик упал. Никитский выбежал во двор.

      Некоторое время там слышались голоса, конский топот, и все стихло. Только пес продолжал лаять и рваться на цепи.

      Через час должен пройти поезд! С Низковки! Паровоз туда уже вышел… Может быть, их эшелон? И вдруг страшная догадка мелькнула в Мишином мозгу: бандиты хотят напасть на эшелон!.. Миша вскочил. Что же делать? Как предупредить? За час они не добегут до Низковки…

      На полу стонал обходчик. Возле него, охая и причитая, хлопотала старуха.

      Миша растолкал Генку:

      – Вставай! Слышишь, Генка, вставай!

      – Чего, чего тебе? – бормотал спросонья Генка.

      Миша тащил его. Генка брыкался, пытался снова улечься на тулуп.

      – Вставай, – шептал Миша, – вставай! – Он тряс Генку: – Вставай! Здесь Никитский… Они хотят на эшелон напасть…

      Ребята тихонько выбрались из сторожки.

      Дождь прекратился. Земля