О кончине века и антихристе. старец Иосиф Ватопедский

но из непосредственного их наблюдения, заключаем, что отступление, или апостасия, помимо всех других значений, есть омертвение человека для всего здравого и законного вследствие неверия и греха.

      И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24, 12). Неразлучные с окаянным себялюбием самоугодие и корыстолюбие проистекают из внутреннего противления всему, что создано послушанием как вышестоящим властям, так и Самому Богу (Которого не стесняются объявлять мертвым!). Понимаемое так, отступление дошло до того, что не только узы родства и крови с их дотоле непреложным законом послушания младших старшим, но и простые требования житейской безопасности не могут склонить человека к признанию какой бы то ни было власти над собой. Не видно послушания ни в делах общественных, требующих солидарности и самоотвержения, ни в самом воспитании, которое издревле было добродетелью и долгом. Даже малые дети, и те с эгоистическим упорством противятся всем – родителям, воспитателям, учителям. Можно без преувеличения сказать, что отличительная особенность человечества наших дней – сатанинское своеволие и противление всех всему.

      Но разве не наблюдается это явление в наши дни повсеместно и не есть ли оно еще один признак отступления, который пророчески возвестил апостол Павел, сказав о помрачении ума и совести в людях последних времен? Разве не ощущается в нем смрадное дыхание древнего змея-сатаны, отравляющее атмосферу и нашей эпохи? И если нет, как понимать пророчество об отступлении, которое поразит весь человеческий род? Но поскольку в истории нет примеров, когда греховное состояние человечества, предположительно связываемое нами с отступлением, заявляло себя в таких колоссальных масштабах, остается думать, что мы приближаемся к пику эсхатологических событий, предсказанных святым Павлом.

      Определение человек греха (2 Фес. 2, 3) подразумевает, без сомнения, не абстрактное зло, не воплощение его в тиранах прошлого (мы уже видели, что эти последние были для апостола всего лишь предтечами антихриста), а вполне конкретную личность, которой еще предстоит явиться. Человека греха нельзя отождествлять и с диаволом, ибо здесь же сказано, что пришествие его будет по действию сатаны (2 Фес. 2, 9). Из сопоставления всех свидетельств Писания явствует, что беззаконник, не будучи ни абстрактным символом «зла вообще», ни самим сатаной, не есть и воплощение диавола в человеческом естестве (по образу Бога Слова, вочеловечившегося в Иисусе Христе). Он – человек, но человек, растленный до последней глубины, носитель греховности в предельном ее выражении, то есть в темном образе всесветного мятежника и бунтаря, искушенного во всяком зле и поправшего всякое понятие о правде и законе.

      Продолжая свое горестное повествование об антихристе, апостол прилагает к нему и определение сын погибели (2 Фес. 2, 3). И если имя «человек греха» объемлет все, в чем выказало себя растленное состояние человеческого рода, то имя «сын погибели» предвосхищает конечную участь антихриста и его приверженцев.