Бес в ребро, или Бешеный ёжик в мужских трусах. Алексей Петрович Морозов

плачет долго:

      Забот полна

      О вдовьем долге,

      Слезам чтоб срок

      На скорбном броде

      Скорей истёк,

      Вдова не против…

      Любаша серьёзно посмотрела на Дмитрия:

      – Я буду долго плакать…

      – По ненаписанному завещанию?.. – усмехнулся он.

      – Глупости говоришь… – примирительно и в то же время с тревогой возразила она. – Нужно мне прямо твоё завещание… Из-за каких-то там тридцати магазинов ещё ссориться будем…

      – А зачем тогда напоминаешь о нём? И не первый раз…

      Стараясь отвлечь Дмитрия от опасной темы, Любаша спокойно положила ему руку на плечо:

      – Ну ладно, Димочка, бог с ними, с женитьбой этой, с завещанием, и вообще, пошли спать… – она встала с дивана и иронически усмехнулась. – Силёнки-то у тебя ещё остались?..

      – Вот ты шутишь, Любаша, а мне не до шуток… Я, можно сказать, на распутье жизни… – Дмитрий никак не мог освободиться от плена вдруг нахлынувших на него сомнений.

      Любаша, сглаживая напряжение состоявшегося разговора, ласково взяла его под руку и повела к двери их спальни:

      – Ну хорошо-хорошо, на распутье… Пошли уже, Илья Муромец…

      Через мгновение, после того как Дмитрий и Любаша ушли, из своей комнаты вышла Ольга Ивановна.

      Устало вздохнув, она села за стол, взяла в руки вязание и начала неспешно вязать, и, как всегда, когда она делала это в полном одиночестве, стала тихо и с небольшими остановками на короткие размышления рассуждать вслух о наболевшем:

      – Ох… ну что же с ней происходит-то, а?.. Не дело она придумала, ох не дело… Он в два раза старше… Мой ровесник… Ну какое тут будущее?.. Нет, конечно, если б любовь, тогда что ж… бывает… Но ведь нет же любви-то… ну никакой нет… Его тянет на молодое тело… А что там ещё любить?.. Ума-то – с напёрсток… Ну да, тело молодое. Но это ж как мясо: хорошее, пока свежее… А она?.. Вбила себе в голову, что счастье это деньги, и хоть ты тресни, ничего знать не хочет!.. Нет, денежки – оно, конечно, кто б отказался… Но любви-то у девки не будет… Ой не будет!.. А ему-то что?.. Да-а, жеребец – он и есть жеребец… Нет, мне в бараке было лучше…

      Неожиданно появившаяся из своей спальни Любаша, в руках которой были голубая мужская сорочка и красный галстук, услышала только последние слова матери:

      – Ну и что ж тебе там нравилось? С крысами в коридоре здоровкаться?..

      – Ох… крысы тоже люди… – вздохнула Ольга Ивановна. – Они тоже жить хотят… Ну и пусть себе… Мы друг другу не мешали…

      Любаша решительно оборвала неприятные для неё рассуждения матери:

      – Так, мама, хватит тут философствовать, надо действовать! Под лежачий камень вода не течёт!

      – А что твой женишок? Уже закемарил?

      – Так мужики ж после этого засыпают на лету! – засмеялась дочь.

      – Что-то вы быстро. Как кролики…

      – Да с дороги он, устал, не до чего ему сейчас… Ну ладно, мама, я вот купила тут сорочку его размера и галстук.

      Ольга Ивановна недовольно посмотрела на дочь:

      – Опять подменить?

      – Ну да. Погладь сначала… – Любаша вдруг со злостью