Жизнь, как она есть. Владимир Вячеславович Зданович

попытался встать и застонал от боли в ноге.

      – Вы ранены?

      – Пустяки.

      – Врача, срочно!

      Через час я сидел в кабинете начальника службы безопасности.

      Дарби, – представился немолодой мужчина с квадратным подбородком прирожденного охранника, – в прошлый раз нам не удалось лично познакомиться.

      – Владимир Слонский.

      – Можешь не представляться. Здесь тебя все знают. Нога в порядке?

      – Да. Удивительно. Совершенно не болит.

      – У нас прекрасные врачи.

      – А как Нэлли?

      – Разрыв аорты. Мы не успели. Не казни себя. Ты сделал почти невозможное для непрофессионала. Она знала, что так случиться.

      – Знала? Так почему не предотвратила?

      – Пуля предназначалась тебе, а этого никак нельзя было допустить.

      – Что я за фрукт такой, что Нэлли жизни своей не пожалела?

      – Она охранник. Это ее работа. Если ты себя нормально чувствуешь, то я приглашу Отэйн. Не возражаешь?

      – Кто это Отэйн?

      – Твоя секретарша. Тэнни зайди ко мне. Познакомишься с шефом, – сказал он по связи.

      – Ой, я сейчас, подождите.

      Вошла Таня в очень классном прикиде. Похоже, у них тут гнездо, и они плодятся как птенцы.

      – Отэйн, – представилась Таня, – вы правы. Мы клоны. Говорят, что прототип живет где-то в Санкт Петербурге, – и она покраснела.

      – Извините. Я не знал.

      – Ничего, – и она покраснела еще больше.

      Что же она так и будет краснеть как рак в кастрюле?

      – Пойдемте. Я покажу вам ваш кабинет.

      Кабинет был в большом порядке. Просто глаза разбегались. Я сел за стол, за мой стол. Отэйн с органайзером расположилась на стуле с другой стороны стола.

      – Это почта за день. Я не стала отправлять вашим заместителям. Какие будут указания?

      Почта была внушительной – пачка страниц двести. Я взял в руки первый документ.

      – Это ваша зарплата за два года. Я оформила чек. Решила, что вам могут понадобиться деньги.

      Я смотрел на чек и никак не мог сосчитать количество нулей. Двадцать миллионов, нет, два миллиона.

      – Это моя зарплата?

      – Вы же фактически не работали, поэтому так мало – и она снова покрылась румянцем.

      Интересно, у нее все тело краснеет или только лицо. Тут я подумал, что, возможно, она умеет читать мои мысли, и почувствовал, что тоже краснею. Так мы дойдем то того, что от нас можно будет прикуривать.

      – Можете курить.

      Мама, дорогая! Щеки мои запылали.

      – А сколько у меня заместителей? – сказал я абы что-нибудь спросить.

      – Три, – сказала Отэйн и, кажется, не покраснела.

      Уже прогресс. Теперь моя очередь.

      – А это в рублях?

      – Что?

      – Чек, который вы выписали, в какой валюте? – наконец я взял себя в руки.

      – Одну секунду, я уточню, – она раскрыла органайзер, произнесла скороговоркой какую-то абракадабру, выслушала такой же ответ, – это единая валюта. Она не имеет хождения, но может быть конвертирована в любую валюту. Единица единой валюты равна приблизительно десяти долларам