Понедельник не кончается никогда (сборник). Сергей Лукьяненко

я не удивился бы, если уже наступило утро, но еще не было и одиннадцати.

      Так ничего и не придумав, я открыл дверцу остановившегося лифта и оказался в вестибюле. Выход оказался очень удачно замаскированным между колоннами, за грудой древних идолов. Споткнувшись о гипсовую курительную трубку неимоверных размеров, я выбрался к лестнице и побежал наверх.

      В электронном зале уже было тихо. «Алдан», закончив расчет, сонно помаргивал лампочками, мои дубли сидели за столом и неумело играли в карты. При моем появлении оба вскочили. Я зажмурился, кинул пакеты на пол и пулей вылетел в коридор.

      Так. К Витьке, немедленно. Из-за него эта каша заварилась, пускай он голову и ломает.

      Через минуту я уже был на шестом этаже и словно вихрь ворвался в двери Витькиной лаборатории.

      3

      – Это д-дубли у нас простые!..

А. и Б. Стругацкие

      Корнеев сидел на диване, заложив ногу за ногу. Одна нога была босой, и мне сразу вспомнился домовой Геннадий. Покосившись на меня, Витька продолжил странное занятие – капать из пробирки бесцветной жидкостью на пятку.

      – Ты чего? – спросил я.

      – Болит. – Корнеев выплеснул на ногу всю пробирку. – Нет, ты сам посуди! Хорошая живая вода. Очень свежая. Если бы, к примеру, у меня пятка была напрочь оторвана, то приросла бы в момент. А вот ушиб – не проходит!

      – Так отрежь пятку, потом займись лечением, – ехидно посоветовал я.

      Корнеев покачал головой:

      – Нет, Сашка. Это выход простейший, примитивный…

      – Корнеев, покажи пропуск, – попросил я.

      Витька вытаращил глаза.

      – Ты… чего?

      – Пропуск покажи!

      Видимо, тон мой был настолько серьезен, что Корнеев от растерянности подчинился. Убедившись, что он не собирается рвать в клочки бумажку с ненавистной печатью на фотографии, я присел рядом.

      – Витька, разговор есть серьезный. Очень важный.

      – Ну? – насторожился Корнеев.

      – Дубли… они живые?

      – Жизнь – отчеканил Корнеев, – есть форма существования белковых тел! Бел-ко-вых! А дубли у нас – кремнийорганические, ну или германиевые…

      Я разозлился:

      – Витька, ты мозги не пудри! Тоже мне… Амперян…

      – Сашка, да никто этого толком не знает! Лет двести уже споры идут! Какая тебе, фиг, разница?

      – Как это – какая? Если они живые, так какое право мы имеем их эксплуатировать?

      Витька едва не упал на пол.

      – Привалов, очнись! Тебе чайник эксплуатировать не стыдно? Или «Алдан» свой любимый?

      – Разные вещи! – Я вздохнул. И рассказал Витьке всю историю.

      Корнеев явно растерялся. Минуту смотрел на меня, словно надеялся, что я рассмеюсь и признаюсь в розыгрыше. Потом напрягся, щелкнул пальцами, и перед нами возник дубль. Сходство с самим Витькой и грубияном из подвала было такое разительное, что я поежился.

      – Как дела? – спросил Витька дубля.

      – Пятка болит. – Дубль бесцеремонно вырвал у него пробирку, уселся рядом и занялся самолечением.

      – Во. Иллюзия разумного поведения, – сообщил Витька. – Поскольку таким запрограммирован.