.

по заиндевевшим камням, облачка пара, выдыхаемые из разгорячённых глоток, оседали мелкими кристалликами на меховых воротниках зелёных бушлатов. Тропа, то полого петляла между валунами, наваленными в каком-то хаотическом порядке, то круто взмывала в гору. Автомат привычно давил на плечо, штык-нож, отбивая ритм, бил рукояткой по пряжке портупеи, а во фляжке заманчиво булькало поллитра спирта, выпрошенного у девчонок из полевого госпиталя. Цепочка бойцов поднималась к гряде, торопясь занять позиции на господствующей над трассой высоте. Вдруг стройная змейка взвода сломалась. Косицин, выскочив из строя, сошёл с тропы и помчался к ближайшему валуну.

      – Косицин! Стой!

      – Да я сейчас. Подперло мочевой пузырь, спасу нет!

      – Назад, я сказал!

      – Ну не могу я на тропе, не мо… – мощный взрыв оборвал крик Косицина. В небо взметнулся столб огня, сыпануло крошевом камня…

      Макс закричал и сел в постели. По ложбинке между лопаток потёк противный, холодный, липкий пот. Откинув сырую простыню, Максим встал и закурил. Сизый дым потянулся по комнате и струйкой потёк в открытую форточку. Опять сны… Что было дальше, он знал. По склону, таща за собой окровавленные внутренности и остатки ног, полз Косицин. Сил кричать у него уже не было, он скулил как щенок, поворачивая голову из стороны в сторону и глядя вокруг уже невидящими глазами.

      – Стоять! – Скомандовал Макс незнакомым, каким-то чужим, деревянным голосом и осторожно шагнул с тропы. Косицин подорвался на противопехотке. Значит где-то здесь могут быть ещё мины. Сапёры, они что, тропу почистят и всё. Первое правило: с тропы не сходить. А Косицин сошёл… И сейчас надо его от туда достать. В голове кто-то услужливо подсказал: «Чтобы похоронить». Максим чертыхнулся и сделал ещё несколько шагов, до боли в глазах вглядываясь в землю под ногами. Ещё шаг, ещё… Ноги стало сводить судорогой от напряжения, зрение затуманилось. Что бы как-то дать глазам отдых, Макс закрыл их, а потом открыл и посмотрел назад. На тропе, рассредоточились, удерживая сектора, его бойцы. Он опять повернулся, и пошёл вперёд. Косицина на тропу вытащили уже мёртвого. «Хоть немного мучился» – опять подсказал кто-то в голове. Да, это всё было именно так. Проклятая война. Сколько лет прошло, а почти каждую ночь… Старенькие командирские часы показывали без четверти шесть. Скоро всё равно вставать. Макс зябко поёжился. Уголь давно прогорел, и печка стояла холодная. В комнате ощутимо пахло сыростью. Максим плеснул на лицо холодной воды из умывальника, наскоро почистил зубы и побрился. На плите уже насвистывал чайник. Хлопнув дверцей старенького холодильника, Макс извлёк из его недр кольцо колбасы и пачку масла. Масло было мерзлое, и мазаться на хлеб не хотело. Он поэтому и не любил покупать его. «Рама» в любом виде хорошо намазывалась. Но вчера в магазине было только масло. Быстрый завтрак и в путь. Старенький «Москвич» ходко шёл по дороге в город. Зима в этом году выдалась сырая. Оттепели сменялись обильными снегопадами, на дорогах сплошная слякоть и каша из сырого снега вперемежку с грязью. Машина юзила на поворотах, но шла уверенно. Город встретил пробками, машинами, чадящими на перекрёстках и толпами бестолковых прохожих. Макс лихо вырулил на «пятак», и встал аккурат за «Оппелем» Мыктыбека. Братья-таксисты с готовностью расступились, вовлекая Максима в свой кружок.

      – Да пошла ты со своей мясорубкой! – Под общий хохот услышал конец какого-то анекдота Макс.

      – Привет, Макс! Как дела? Что там за городом?

      – Да всё так же, как и здесь. Как клиенты?

      – Клиент, как всегда. И в такси хочет проехать, и копейку свою в кармане жмёт.

      – Погода паршивая. Только из машины вышел, уже ноги мокрые.

      – Да, сырость просто кошмар. Да и обувь нынче, за сколько ни купи, всё картон с целлофаном. С виду чистая кожа. А как в сырость попадёт, моментом ноги мокрые.

      – Ладно, пойду в машину, там хоть печка. Недосуг мне ноги мочить. Ещё не хватало свалиться с простудой.

             Макс забрался в машину и, включив радио, откинулся на спинку сиденья. Сквозь лобовое стекло было видно, как клиенты расхватывали машины и уезжали по своим делам. Вот и его очередь, однако, клиент, скользнув невидящим взглядом по «Москвичу», устремился к стоящему сзади «Фольксван-пассату». «Москвич»… Единственный на «пятаке». Естественно, что он катастрофически проигрывал в сравнении с иномарками других таксистов. Обидно, конечно, однако Макс особо не расстраивался. Спасибо, что хоть какой-то заработок. Когда он в первый раз приехал на этот «пятак», мужики ему так и сказали: «Вообще-то новички у нас проставляются по полной. А здесь, хоть самим поляну накрывай. Какая реклама нашим иномаркам появилась». Да и рад бы Максим на иномарке ездить. Однако спасибо судьбе и за такую машину. Дворники сметали хлопья снега с ветрового стекла, печка уютно гудела, поставляя в салон струи горячего воздуха, и мысли привычно текли по одному, только им известному, руслу. После второй контузии Максима комиссовали из армии и, придя в совершенно другой, гражданский мир, Макс растерялся. Профессия офицер здесь звучала почти так же, как и инопланетянин. Поселился у матери, однако вскоре понял, что пенсии матери, плюс его пенсии по второй группе инвалидности хватает только на то,