Шанс. Александр Вин

ставишь?

      – Чего хочешь! Всё равно забью!

      Завершив построение ловкой, логической, иезуитски совершенной ловушки Цветной Олигарх хитро сощурился, снял варежку, с аккуратностью вытер толстыми пальцами свои знаменитые красные губы.

      – Твой «Гелендваген».

      Мир, наполненный до сих пор блестящим солнцем, хрустящим снегом и возможным счастьем предстоящей победы, враз почернел.

      Дима очнулся, растерянно уставился на Цветного Олигарха. Рядом с ними уже толпились и внимательно слушали спор мужики из команды. Пришлось слабо возразить.

      – …Ты чего это? Спятил?!

      Погладив приготовленный для судьбоносного удара мяч Цветной Олигарх ласково, но всё же с некоторым демонстративным пренебрежением, приобнял Диму за плечи.

      Улыбнулся саркастически, имея ввиду чуткое внимание спортивных подопечных.

      – Слабо? Ставим машины, по-пацански, братан. Забиваешь гол – я своего «мерина» в команду отдаю, не забиваешь – ты «Гелендваген» продаёшь, и деньги между всеми нашими поделим. А, идёт?

      В эти секунды Диме было трудно. Дима в шахматы не играл, Дима иногда, раз в два-три года, играл в шашки.

      Раскрасневшийся от необходимости трудного выбора, он по-богатырски принялся чесать затылок. За его спиной родной спортивный коллектив дышал и ждал от лидера истинно мужского поступка. Слышны были даже некоторые пораженческие разговоры.

      Мысленно перебрав все, два, варианта ответа, Дима в растерянности обернулся, прощаясь с привычными просторами, посмотрел по сторонам, увидал там милую Аннушку.

      Жена, красивая и доверчивая, смеялась, что-то даже успела крикнуть ему доброе издалека.

      И рубанул решительно Дима ладонью морозный воздух.

      – Ставлю! Давай!

      Инженер Сняток ахнул и механически, не осознавая глубин своего проступка, махом вытер рукавом все накопившиеся за матч морозные сопли.

      Вратарь соперников напряженно ждал.

      Дима тщательно, по-своему, установил мяч, разбежался.

      Раздался сочный звук удара.

      С карканьем взлетели с окружающих высоких берёз вороны.

      В предбаннике, на длинном деревянном столе, застеленном домашней скатёрочкой, наблюдался истинно мужской натюрморт. По вышитому красно-белому пространству были изобильно расставлены большие бутылки пива, на отдельных листах мятых газет виднелись предварительно порезанные вяленые лещи, в пластмассовых тарелочках ждала своего часа копчёная колбаска, истекали мелкими сочными каплями солёные огурцы. Был и хлеб.

      По периметру стола, перед каждым присутствующим, стояли крайне необходимые в данных обстоятельствах рюмки.

      Открыты были даже не две, а три бутылки водки.

      В торце траурного стола, горестно сгорбившись, почти полностью укутанный в просторную простыню даже не с целью избежать сквозняков или по причине какого-то там нагого смущения, а просто застыв в шоке, на деревянной скамейке сидел Дима.

      Прямо перед ним расхаживал по предбаннику Цветной Олигарх.

      – Давай-ка, Димон, по-свойски, без гнилого базара! Как и договаривались,