Шанс. Александр Вин

знал, да никто и не пытался за всю его жизнь намекать ему, объяснять и доказывать, что он очень похож на их давнего соседа по коммунальной квартире, заместителя начальника прядильного производства, где успешно трудилась в молодости мать Разъянбаева.

      – Р-раз, ды-ва! На месте! Шагом марш! Стой! Вольно! Можно оправиться и закурить! Та-ак, со строевой подготовкой у нас, вроде, порядок…

      Командир по-будённовски лихо обтёр роскошные усы от инея.

      – Завтра – оно, конечно, выходной день, правильно, но мы с утреца проявим добровольную инициативу, соберёмся здесь ещё раз, матчасть повторим, и к смотру, считай, полностью будем готовы! Хто имеет какие вопросы?

      Охранник Разъянбаев робко поднял руку в кожаной рукавице.

      Командир поощрительно усмехнулся.

      – Давай, давай, Разъянбаев! Что у тебя будут за уточнения?

      Хоть в такие часы и в такие ответственные минуты огорчать начальство в их маленьком коллективе было не принято, Охранник Разъянбаев всё-таки решился на совершение отчаянного поступка.

      – Я завтра никак не могу матчасть повторять… Мы завтра играем с друзьями в футбол! Не могу же я их подвести, понимаете…

      В комнате с оранжевым абажуром жарко топилась печь, тикали часы с кукушкой.

      Священник, одетый в красную спортивную майку с эмблемой «Спартака», поверх которой на грудь его был вольно выпущен большой нательный крест, пил чай, старинной ложечкой поддевая из розетки густое варенье.

      Напротив Священника, на невысоком стуле, едва виднеясь из-за стола, сидела крохотная пожилая женщина.

      Худощавый Священник внешне был сильно похож на актёра Охлобыстина, только менее наглый физиономией, поэтому и по жизни своей, начиная с самого пионерского детства, он оставался добрым и честным человеком.

      После баньки ему было хорошо.

      Пот регулярно выступал у Священника на лбу и на запястьях, он старательно отирал прозрачные капли рукавом, но всё равно, отдышавшись, тянулся к очередному стакану с тёмным горячим чаем.

      Священник хорошо, полной грудью, вздохнул и улыбнулся.

      – Да что Вы, мамаша, на самом-то деле… Благословение у меня есть, не наперекор же я. Ну и что тут такого, что меня куда-то всё к неизведанному тянет, простору постоянно душевного хочется?! Ведь и политика теперь такая – нам в люди рекомендовано больше идти, мирскими проблемами всемерно тяготиться.

      Старушка моргнула глазками, хотела что-то сказать, согласиться с любимым сыном, но он вежливо перебил её, продолжил.

      – …Мама, да не беспокойтесь Вы, никто ругаться за этот футбол-то не будет! А на утренней службе меня подметит Софроний, лишь бы он не напился… И к Иконниковым в гости я с Вами завтра не пойду, завтра матч важный у нас, хороших людей мне подвести никак нельзя.

      Прошли часы всеобщих ожиданий.

      На большой кухне маленького городка наступило утро.

      Лежащий на диване Дима открыл глаза.

      Хоть предметы и обстановка вокруг были знакомыми, привычными и удобными,