Птицы, звери и моя семья. Джеральд Даррелл

некогда синие, а сейчас выбеленные солнцем. Он подошел, по-компанейски присел рядом на корточки и достал из кармана жестяную коробочку с табаком и самокрутками.

      – Жарко сегодня, – сказал он с недовольной гримасой, и его мозолистые пальцы скрутили сигаретку с необыкновенной ловкостью. Он вставил ее в рот, зажег с помощью большой дешевой зажигалки и после глубокой затяжки вздохнул. – Ты один из новеньких, что поселились на холме? – спросил он, подняв бровь и глядя на меня своими ясными, как у малиновки, глазами.

      К этому времени я уже неплохо болтал по-гречески и подтвердил, что да, я один из новеньких.

      – А другие, на вилле? – поинтересовался он. – Они кто?

      Я довольно быстро уразумел, что каждый корфиот, особенно крестьяне, жаждет все про тебя узнать и в ответ готов выложить тебе всю свою подноготную. Я пояснил, что на вилле живут моя мать, два брата и сестра. Он глубокомысленно покивал, словно это была ценнейшая информация.

      – А твой отец? – продолжил он допрос. – Он где?

      Я сказал, что мой отец умер.

      – Бедняга, – поспешил он выразить свои соболезнования. – И твоя несчастная мать осталась с четырьмя детьми.

      Он печально вздохнул, словно придавленный этой тяжелой мыслью, но тут же просветлел.

      – Такова жизнь, – заключил он философски. – Что ты ищешь под этими камнями?

      Я постарался ему растолковать, хотя очень трудно объяснить местным крестьянам мой интерес к разнообразным существам отталкивающего вида и не заслуживающим внимания, к тому же несъедобным.

      – Тебя как зовут? – спросил он.

      Я ответил «Герасимос», что по-гречески ближе всего к Джеральду, и уточнил, что друзья зовут меня Джерри.

      – А я Таки. Таки Танатос. А живу я в Беницесе.

      Я спросил, почему он оказался так далеко от родной деревни. Он пожал плечами:

      – Приплываю сюда на лодке. Поужу рыбу, поем, посплю, а как начнет смеркаться, зажигаю фонари и возвращаюсь в Беницес, а по дороге снова рыбачу.

      Я сразу сделал стойку. Дело в том, что незадолго до этого, вернувшись из города, мы остановились перед тропинкой, что вела к нашей вилле, увидев внизу медленно плывущую лодку с угольной лампой накаливания на носу, которая бросала на темную водную гладь сноп света, выхватывая с необыкновенной яркостью целые куски морского дна и рифы, лимонно-зеленые, розовые, желтые, бурые. В тот момент я подумал, какое же это увлекательное занятие, рыбная ловля. Вот только я не был знаком с рыбаками. И сейчас я посмотрел на Таки другими глазами.

      Я закидал его вопросами: в котором часу он начинает ловить рыбу и собирается ли обойти рифы, разбросанные между бухтой и Пондиконисси?

      – Около десяти, – сказал он. – Прохожу вокруг острова и беру курс на Беницес.

      Я поинтересовался, нельзя ли мне к нему присоединиться, и пояснил, что на рифах живут разные необычные существа, к которым можно подобраться только на лодке.

      – Почему нет, – сказал