Не в округе – вообще в городе. Как-то так получилось, что обычно дороги объезжали впадины с оврагами и холмами, а вот здесь раз – и одна из них заупрямилась и выгнула спину. Воды у нас немного… а точнее, вся она сосредоточилась в одном месте, будто капли, собирающиеся на дне блюдца. Это залив, изобилующий остатками деревянных мостков и заброшенными лодочными станциями. На карте он выглядит ну точь-в-точь как дым из волшебной лампы с джинном, а волшебная лампа, стало быть, и есть наш Киттила. Одна струйка дыма в незапамятные времена, когда рука какого-то восточного принца потёрла бок сосуда и дым только начал извергаться, кольцом свернулась вокруг ламповой ручки, да так и растаяла. И по сей день остался небольшой след – тень от этого протуберанца, овраг, который змейкой скользит через жилые кварталы. Во многих местах он уже почти истёрся, кое-где даже покрылся коркой асфальта. Флегматичные местные жители предпочитают его не замечать: если пройти вдоль оврага километр или около того, увидишь дом семейства Заславских, а может, и саму хозяйку дома, хлопочущую на крыльце. Ни за что его не пропустишь: крыша его едва возвышается над краем оврага, а сама коричневая коробка, как кусочек сахара, отколотый от сахарной головы, плотно сидит в его глотке. Мальчишка Заславских по имени Йоханнес (мы редко с ним общаемся: пацан на два года меня младше) говорит, что его предки, которые возвели это чудо, считали, что нет лучшего пути к здоровью, чем каждый день одолевать семнадцать крутых ступенек, и всем их потомкам приходится принять это правило за что-то, не требующее доказательств. Ведь для финна (финна не из Хельсинки; это – словно отдельная вселенная) гораздо проще убедить себя в незначительности этих неудобств, чем переехать оттуда, где стирала бельё на крыльце его бабушка. Том говорил: однажды будет землетрясение, и земляные челюсти сомкнутся, перемолов дом и его обитателей в труху.
Моста тогда тоже не станет. Но пока он есть, я могу с полной уверенностью сказать – это единственный мост на весь Киттила, и по этой причине самый верный ориентир в городе. Всего один пролёт, но больше и не надо. Может, смысл единственности этого моста в том, что он сложен из множества одинаковых замшелых валунов, зелёных и кое-где ободранных приступами ночного ветра… если, конечно, не ветер обдирал бока об эти упрямые валуны?
Мост широкий, достаточно, чтобы по нему могла проехать заплутавшая машина, но недостаточно, чтобы разминуться двум транспортным средствам. По обеим сторонам низкие каменные бортики. Давным-давно, когда овраг наполняла вода, на них, должно быть, сидели рыбаки, свесив к воде ноги, и их соломенные шляпы были видны издалека.
Топот ног гармонировал со стуком сердца. Мне мерещилось, что то бегу не я, а идёт хорошим аллюром жеребец из конюшни. Ах, показать неприятностям крупные зубы и умчаться в закат – что могло бы быть приятнее?
Я в кедах, шортах и белой майке-борцовке, а на улице, как уже говорилось – конец тёплого мая. Нет, Том не мог умереть в такое время. Он вообще не мог умереть. Когда тебе едва перевалило
