Когда ты перестанешь ждать. Дмитрий Ахметшин

Это ведь она подбила меня на то, чтобы забраться в комнату Томаса. Однако я не стал спорить. Рюкзак взлетел и устроился на сгибе моего локтя.

      – Пошли, – сказал я. – Как сегодня поживает старуха Олли? Опять не услышала звонка?

      Сашка пожала плечами. Она одета в узкие брюки и пиджачок с белой рубашкой, и напоминает летучую мышь, завернувшуюся в свои крылья. На подбородке замазан тональным кремом прыщ. Уши проколоты, но ни разу – ни в школе, ни вне её – я не видел в них серёжек. Она в простых удобных балетках, и если я встану на цыпочки, то на пару сантиметров превзойду её в росте.

      – От нас она не требует сатисфакции.

      – Чего? Вы на саблях, что ли, дерётесь?

      – Просто не даём ей повода обижаться на нас. Она ведь очень обидчивая особа. Мы сидим смирно и спокойно записываем задание.

      Я вспомнил скрип стульев под нашими наэлектризованными задницами, когда там, в коридоре, как сладкоголосая сирена, поёт звонок. Мы не в силах противиться его зову, а старуха Олли грохает указкой по столу, как будто битой по стеклу автомобиля, и орёт: "Сидеть!". Звуки в классной комнате заглушают звонок, но топот бегущих по коридору младшеклассников не заглушить ничем. От него буквально выворачивает наружу.

      "Ну когда же, когда? – вопрошает каждый сидящий за партой, – Хватит пыток!"

      Старуха Олли в последний раз достаёт из ножен свой отравленный кинжал – язык, то есть, – и диктует: "К завтрашнему дню подготовить…"

      А они, значит, сидят спокойно и пишут.

      – Но она же всё равно держит вас это время.

      – Да, но она любит нас. Говорит, что более спокойного класса во всей школе не сыскать.

      Я вздрогнул. Если гнев мисс Олли так ужасен, какова должна быть её любовь?

      Мы вышли с территории школы, наверное, самые последние в целом мире. Удостоверившись, что нас никто не слышит, я сказал:

      – Я узнал его, тогда, в доме у… у семьи Гуннарссон. Листок из блокнота Тома – вот что это. Ты спрятала его в кармане.

      Она помолчала.

      – Да. Томаса. Называй его Томасом, пожалуйста. Он уже на том свете и заслужил, чтобы к нему относились уважительно.

      В своё время я извратил имя друга так же, как позже Сашино – сократил его до Тома, но, в отличие от неё, у него не возникало ко мне претензий.