f63.9 или Луганск 001. non-роман-fiction. Мирослав Палыч

каких, «воинствующих», я не могу считать романтиками полноценными? …Может, таких большинство и было из «шестидесятников», что в свое время из тайги, у костров с гитарами демонстративно и отчаянно пытались навязывать «совковой» Системе мотив иной и дать понять, что кроме «Дома восходящего солнца» и «Черного кота за углом» – может быть еще что-то?..

      …Что тут поделаешь, если гости могли не понять, а отцу, ушедшему на фронт добровольцем, доводилось кричать: «За Родину! За Сталина!» и «Коммунисты, вперед!». …А сегодня я даже и не знаю, какие лозунги могли бы вытолкнуть меня из окопа под пули. Сегодня-то физически воевать я не буду ни с кем, потому как сегодня твердо знаю: те, кто «враг у ворот», – тоже всегда люди. А тогда, в период уже допризывной зрелости, но, может быть, недозрелости человеческой многие из нас ринулись бы в атаку на «реваншистов» с возгласом: «За битлов!». Или: «За Макаревича!», оттого, что любили его тогдашний хит «Новый поворот», который своей утонченной мелодийной четкостью и притягательной социально-роковой простотой перекликался с песнями «Битлз».

      Еще из той жизни…

      Бывшая система, правда, ради своей же безопасности – блюла в народе нравственность. Но может и потому жизнь и глубина чувств в людской социалистической среде не могли быть мелки и не упрощались так часто, как сегодня, массмедийно.

      …И помню еще, что уже, став года на три постарше, я «нарифмовал», переиначив из Маяковского: « – Где ты был, павиан бесхвостый? / – Я был там, где растут пиджаки, /там, где пиво фонтаном хлещет, / где лапша – мне совсем до сраки“. …„Причем тут «лапша?», – со стаканом кефира зайдя в комнату раздраженно спросил отец, которому на похмелье не помешало бы пиво, какое тогда – как это сегодня ни странно – не всегда было в продаже. Он не заподозрил, что устами подрастающего сына-рифмоплетца, возможно, говорилось о тоталитарной информационной лапше, так плотно висящей у всех на ушах, что ее мало кто мог или желал замечать.

      В той жизни еще не было горячечной погони за зелеными деньгами, электронной почты, мобильных телефонов… и жизнь была не такая дерганная и суетная: в каком-то смысле под крылом блюдущей общенародную нравственность однопартии жилось, если не пытаться выше головы подпрыгивать, безусильно. И так как в той жизни почти ничего не сообщалось о гибели шахтеров или забастовщиков, то если бы не похоронно-мажорные картинки со съездов в телевизорном экране, да не призывы к битвам за урожай и о помощи бастующим в США неграм, – они тогда еще не были «афроамериканцами», – жилось бы совсем спокойно и размеренно, – что в номенклатурном сумасшедшем доме. И для многих – особенно, думаю, для романтиков – в этом «доме» всегда имела притягательный аромат всякая открывающаяся возможность игнорировать «врачей», «класть на них», если точнее. Вот так всенародно и «клали» на руководящую и направляющую роль партии,