Леди бродяга. Ксения Горбунова

махнул лапой на прощание и тяжело зашагал прочь.

      – Знаешь, что я думаю? Наврал он тебе все. Одиночками шпакры живут вовсе не потому, что еды не хватает. Просто они натуральные занозы в заднице, вот и не могут ужиться друг с дружкой.

      – Может быть, ты и права. Но я просто счастливчик. Нормально поговорить с живым шпакром удавалось немногим.

      – Зачем тебе это вообще? Разве в магической академии оценят заметки о степных чудозверях?

      – Нет, конечно. Мне самому интересно, – Крусан улыбнулся, – По правде говоря, я в маги-то иду только потому, что у них знаний больше всего. Других академий в королевстве нет. А я учиться хочу.

      – Вон как…

      – Вот так. В наш замок одна травница каждый месяц захаживала, всякие порошки-настойки продавала – так я у нее многому научился. Например, знаешь, что это за цветок? – юноша сорвал тонкий стебель с невзрачным бутоном и показал Канеше, – Это крапсин! Из его корней варят микстуру от кашля, а лепестки добавляют в сливки, чтобы приготовить голубую глазурь для тортов. И упаси тебя бог выбрать такой цветочек для букета: от его запаха тошнит даже бывалого моряка.

      Путники добрались до реки задолго до заката. Там они напились чистой воды и пошли вдоль берега. Крусан явно оседлал своего конька: он оживленно жестикулировал и рассказывал обо всем, что попадалось на глаза: о рыбе, плеснувшей в реке, о белых облаках над горизонтом, о самом горизонте…

      Девушка следовала за спутником, с улыбкой слушая малоинтересную, в общем-то, болтовню. Вот ведь чудак! Дурная голова покою не дает – так, кажется про таких говорят. Все-то им интересно, все-то нужно разнюхать, разузнать. Лудо, сын лавочника, таким когда-то был: самый веселый и заводной ее товарищ по детским играм. За годы дружбы много чего было пережито вместе. Одно время она даже чуть не влюбилась! Только после известия о наследстве Лудо как будто стал избегать встреч; они даже не попрощались.