Эффект преломления. Диана Удовиченко

через посажение на кол, – скороговоркой перечислил распорядитель.

      Дышать стало нечем. Сердце подпрыгнуло к горлу. Эржебета, не чуя ног, поднялась, подошла к каменным перилам. Родители переглянулись.

      «Я боюсь за нее», – говорили глаза матери.

      «Не тревожься. Она Батори», – успокаивал взгляд отца.

      Дьёрдь незаметно кивнул палачам, сделал знак рукой, молчаливо приказывая растянуть казнь.

      Свистнул кнут, пошел с потягом, оставляя первый кровавый след. Следом взвился второй, пересек алую полосу, образовав крест. И оба загуляли по спине мужика, срывая клочья кожи, обнажая мясо.

      А Эржебета видела, как спина эта бесновато дергается над телом сестры.

      Петру кричал, бессвязно молил о пощаде.

      «Сейчас попробуем, как сладок господский кусок!» – звучало в ушах Эржебеты.

      «Я первый, первый…» – слышалось ей сквозь стоны и рыдания крестьянок.

      «Сладок, сладок господский кусок…»

      «Попробуем…»

      И лишь когда кат сунул в рот Петру щипцы и выдернул еще трепещущий кусок мяса, показал всем – голос в голове Эржебеты затих. По телу разлилась странная истома. Эржебета вцепилась в холодный камень перил. Батори не теряют самообладания.

      Горло перехватило, в груди поднялась яростная радость, когда палач отрубил Петру обе руки. Эржебета изогнулась от удовольствия. В ногах появилась дрожь.

      Все смотрели на помост, и лишь один Иштван – на Эржебету. На губах юноши играла сладострастная улыбка.

      Каты втащили обливающегося кровью Петру на стену. Там уже был вбит между камнями кол. В назидание, во устрашение.

      Когда стена Эчеда украсилась агонизирующим телом, Эржебета навалилась грудью на перила, закусив губы, тяжело дыша, содрогаясь и сдерживая крик ликования.

      Пусть век помнят Карпаты, как мстят за свою кровь Батори…

      Глава 2

      Владивосток, май 2012 года

      Я стряхнул холодные капли с плаща, бросил его на вешалку. Дверь распахнулась, в кабинет вплыл запах свежезаваренного кофе, а за ним и Маша. Поставила на стол чашку, улыбнулась – и в комнате, несмотря на дождь, ливший за окном, словно стало светлее.

      Маша была красива. Отличная фигура, милое личико, светлые волосы, большие и добрые, как у оленухи, карие глаза. Два года назад я вырвал ее из лап залетного упыря. Клан делла Торре тогда только ушел, и в город полезла всякая нечисть. Кровосос был то ли разведчиком, то ли одиночкой, но на свое несчастье решил поохотиться в темной, занавешенной туманом подворотне. А я туда удачно зашел.

      Девчонка держалась молодцом, мороку упыря не поддалась, отчаянно сопротивлялась и орала. Потому отделалась сильным испугом да царапинами на шее. Проклятый получил серебряную пулю в башку.

      В общем, обычное дело. Трудности начались потом, когда я объяснял Маше, что произошло. Она вполне трезво оценивала ситуацию, и сказочке про ряженого или маньяка не поверила бы. Я даже пожалел, что упырь не смог ее загипнотизировать. Пришлось сказать правду и пригрозить, чтобы